Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [167]

— Бегом! — проорал он, перекрикивая шум вертолётов!

Чужой вертолёт открыл огонь из курсового, двуствольного пулемёта.

* * *

Левинц видел, что происходит в воздухе, и долго не думая, решил «делать ноги». Бежал он немного в стороне, от остальных. Ему не хотелось вновь встречаться с этим Шкасом, раны, оставленные им, начинали приносить боль. Он трезвел — но тут было два момента: хороший и плохой. Хороший дал прояснение разуму и чёткость мыслей; плохой — он начал чувствовать боль, от ударов Шкаса. Он почувствовал, что всё лицо у него опухло. Будто это было вовсе не его лицо, а лицо какого-то толстяка, в тело которого он попал. Он провёл языком по губам, и тут же сплюнул: всё лицо его было перемазано кровью. Чужой кровью. Он бежал быстро, но одна нога отставала от другой, и он бежал вприпрыжку. Причиной такого бега была сильная боль, от которой темнело в глазах, и в этой темноте проступали яркие искры. На долю секунды ему показалось, что от боли он вот-вот потеряет сознание. Но он бежал, не снижая темп. Его пленители уже скрылись в елях, на достаточном от него расстоянии, чтобы можно было избежать встречи с ними. Левинц чувствовал, как ветер подсушил чужую кровь на его лице, чувствовал, как она запеклась на его опухшей от побоев маске. Захотелось смыть, содрать, стереть чужую кровь, плюнуть на все, остановится и тереться лицом об траву. Вдруг рвота подступила к горлу, и он не смог сдержать её порыв. Его рвало, желчь, выплескивающаяся из его рта на бегу, попадала на его одежду, но он не думал об этом, он знал — сейчас его сможет спасти только бункер, спасительный бункер, у единственной двери которого нужно оказаться раньше бандитов! С поля донёсся звук глухого удара, к которому добавились звуки лопнувшего стекла и сминаемого железа. Что-то громко лопалось — в спину бегущего Бориса чем-то ударило, и он чуть было не упал, еле удержавшись на ногах. Его обгоняли какие-то куски, со свистом пролетающие то выше, то в стороне от него. Кусок лопасти впился в землю в нескольких метрах впереди и правее от него. Впился с такой силой, что мозг Левинца сразу нарисовал перед глазами образ древнего Бога, метающего огромные стрелы. Борис был в лесу — он сразу это понял, пересекая незримую границу поляны и леса, он почувствовал резкую прохладу. Казалось, что лёгкие курильщика сейчас вывернутся наружу и вылетят изо рта. Он сипло со свистом дышал, привкус крови явно ощущался во рту, толи от побоев, толи забитые никотином лёгкие не выдержали такой нагрузки и попросту лопнули в его груди. Пулемётная очередь остановила его бег. Пули со свистом вспороли землю вокруг него, рукав вдруг наполнился обжигающим теплом, растекающимся ниже, к кисти.

— Это я, Серёга, открой дверь! — сиплым, не своим голосом прокричал Борис.

Он продолжал стоять перед амбразурой «ДОТа», которая появилась из кустов так неожиданно.

— Кто я? — отозвался приглушённый голос Беркута.

Несмотря на злость и строгость в голосе, он показался Борису знакомым и родным. Будто он вернулся в родной дом, в котором его не было долгое время.

— Борис, Левинц. — прохрипел Левинц, подумав, что и сам не узнаёт своего голоса.

Он почти полз, и наконец, он очутился у двери «ДОТа». Обогнув заросший мхом бетонный короб, он вдруг резко остановился.

— О-о-о, старый знакомец! — радостно раскинул руки, словно для дружеского объятия, Шкас. — А я-то думал, что тебя завалили уже! А он живой, ты посмотри, да и протрезвел, кажись! — говорил он сидящему на бетонной ступени Грифу.

— Смотри, как его разукрасили! — удивлялся, в свою очередь Гриф. — В говно что ли окунали?

— Где Терех? — грозно спросил Шкас.

— Тут я! — раздался за его спиной голос Егеря.

— Братишка, живы? Оба? Где вас так перемазаться угораздило? — картинно разводил он руки, одна из которых сжимала автомат, — А с бугром нашим что? — невпопад спросил он.

— На запчасти его разобрали! — грубо ответил Егерь. — Мы его мазутом перемазаны!

Послышался шум приведенного в движение механизма задвижки двери, которая вела в каземат.

— Серый, не открывай… — только и успел крикнуть Борис, как тут же свет окружающего его мира померк.

Он остался один, один среди бесконечности, вокруг него был космос, он видел звёзды, но ни солнца, ни планет не было. «Так не должно быть!» — пытался крикнуть он, но и рта у него не было, как не было и тела.

— А как должно быть? — раздался мужской, вкрадчивый голос, где-то у него внутри. — Так?

Вдруг под ногами появилась земля, поле, трава, лес вдалеке. Он сидел на бревне, перед ним горел костёр, а напротив него сидел мужчина — нет, — это был седой одноглазый старец, в военной форме, устаревшего образца. Из-за его плеча торчал ствол винтовки. Ни погон, ни значков на форме не было. Старец внимательно рассматривал Левинца, и тому показалось, что старец видит его насквозь.

— Как должно быть? — снова спросил тот.

— Вы кто? — спросил Левинц.

— Я? Я твой ангел хранитель! — рассмеялся старик.

Борис посмотрел на перетянутый повязкой левый глаз.

— Что у вас с глазом?

— Я выколол его себе! — так же спокойно ответил старик ровным, приятным голосом.

Левинцу захотелось слушать этот голос, слушать его бесконечно, наслаждаясь теплом и покоем, которое исходило от него. Он никогда не думал, что голос может быть настолько красивым и притягательным. Но тот молчал.