Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [15]

Каждый из нас — монах в душе, от слова «моно» — один; монах, у которого есть свой устав, Вера, и есть желание единения с природой и ещё чем-то большим. Но случись быть беде, попади твой «соратник» в неприятность — бросишь всё, чтоб выручить его, ведь сам можешь оказаться на его месте. Бывает, что знающий человек, увидевший в лесу одинокого поисковика с дорогим оборудованием и экипировкой, может попытаться завладеть этим самым оборудованием, с целью дальнейшей его продажи и ещё одному шагу вперёд к своему совсем не нужному «миллиону».

Дорожная пыль

Я закрыл железную дверь своей осиротевшей квартиры на два замка. У Маши есть ключи, и она обязательно придёт в мою опустевшую берлогу. Виктор Викторов часто говорил мне, что все женщины — эгоисты, воспринимающие жизнь с позиции собственной выгоды. Когда в жизни женщины появляются дети, она, как правило, меняется, отдавая всё накопленное ею — детям, иной раз, оставляя себе слишком мало жизненной энергии и сил. В чём-то, возможно, он прав. Маша ревностно относится к моему увлечению поиском, настолько, будто я не в поле хожу, железо копать — а к другой девушке. Может, в этой ревности и есть нотки эгоизма, впрочем, как в любой ревности. Все мы эгоисты, в какой-то степени…

Спускаясь по бетонной лестнице подъезда, мимо изрисованных разноцветными маркерами стен, ещё раз вспоминаю про выключенный в квартире свет, окончательно убеждая себя в том, что всё в порядке, обещаю себе больше не возвращаться к этой мысли. Немотивированная тревога и волнение не лучший спутник в долгом пути. Эти чувства, засевшие в груди раскалённым железным осколком, будоражат душу, не давая покоя, отвлекая от мыслей о деле. Они не дают уснуть вовремя, заставляя ворочаться часами в не удобном спальнике. Человек, постоянно находящийся в тревожных мыслях, обязательно впадёт в депрессию, которая может затянуться на всю жизнь, своими горячими волнами омывая душу, то отпуская, то нахлынув с новой силой, вновь заставляя видеть окружающий мир в чёрно-белом цвете.

Что-то дёрнулось внутри, какая-то неведомая струна — остановившись, оглянулся: смотрю на пройденную лестничную площадку, на жестяные коробки почтовых ящиков, окрашенные серой краской с выведенными трафаретом белыми цифрами. Две пустые банки, из-под ядовито-пьянящих коктейлей. На подоконнике жестяная банка из-под оливок, по самые края заполненная окурками. Типичная картина, типичный подъезд, типичный дом. Всё как у всех. Всё это моё, пусть и небогатое, пускай и грязно-заброшенное, но моё. Хоть оно и грязное, и заброшенное, хоть и заплевано, но глядя на этот убогий подъезд — чувствуешь себя дома, в своей тарелке. Чувство пустоты дало о себе знать, вспыхнув где-то внутри души; знакомое чувство, часто приходиться его испытывать, когда уезжаешь далеко, надолго, оставляя в обжитом месте кусочек своей души. Резко сбрасываю накатившую меланхолию — ведь уезжаю всего на неделю, может чуть дольше! Выйдя из подъезда, ещё раз оборачиваюсь: грусть, и тревога предстоящей опасности, не дают покоя. Ладно, сейчас «мандраж» пройдёт, стоит только отъехать. Завёл свою «Ниву», пока греется двигатель, побросал сумки в багажник, места ещё полно — еду, можно сказать, налегке. Смахнув щёткой окутавшую машину за ночь плёнку конденсата со стёкол, сел на холодное сидение.

— С Богом! — говорю сам себе, и медленно, на малых оборотах двигателя, медленно проезжаю мимо своего дома.

Всё, теперь неделю без тебя, мой старенький бетонный друг, неделю без Маши, неделю без благ цивилизации, неделю без этого прогазованного и насыщенного пылью, раскалённого полуденным солнцем, воздуха. Проехав насквозь безлюдный, опустевший за ночь город, выехал на трассу, где влился в поток утренних машин, за рулём которых — несчастные люди, едущие в выходной в такую рань на работу, — а может, наоборот счастливые, живущие своими радостями и надеждами. Каждый из них к чему-то стремится, о чём-то мечтает. Обогнал дорогой огромный джип, который уверенно и неспешно едет по левой, скоростной полосе. Интересно, чего хочет от жизни, и о чём грезит его водитель? Может, он хочет занять более высокую должность, и купить себе второй огромный и роскошный «джип»? — А может, он хочет стать самым-самым большим начальником — и тогда, непременно, купить третий «джип»?! А на оставшиеся деньги — маленький самолётик, на котором он никогда не взлетит без инструктора, и который будет одиноко стоять в ангаре, принося владельцу радость обладания и огромные счета за аренду ангара и техническое обслуживание крылатой машины, давая тех. персоналу возможность существовать, жить и мечтать о своём «джипе». Когда-нибудь он станет старым, и сидя у камина в кожаном кресле, непременно в особняке где-нибудь не в России, куря дорогие сигары и запивая их самым дорогим виски, о чём он будет мечтать тогда? Что он сможет рассказать о своей жизни детям, а о жизни — ли? О гонке за деньгами, где как препятствия появляются люди, которых надо переминать, перемалывать, стремясь к своей вершине. О дорогих проститутках, терпящих за деньги любую прихоть, любую издёвку и унижение, своего временного хозяина. Может о том, как правильно подбирать себе галстук, часы, обувь и костюм? А может о том, как выбивают деньги, как надо правильно делать людям больно, вытаскивая из них нужную информацию, которая поможет подняться ещё на одну ступень ближе к непокорённой пока ещё вершине. Сидя в кресле он поймёт, что жил не так и ни тем, что бешенная гонка оказалась бессмысленной, так как велась она с собой же. В такой момент выпитое спиртное может не помочь, и человек поняв и осознав то, что он прожил свою жизнь, по сути зря — сойдёт с ума, если не сошёл ещё тогда, когда неспешно ехал по левой полосе утреннего шоссе за призраком своих иллюзий.