Бункер "BS-800"/ der Fluch des Reichs. - [137]

— Как? — спросил Крап.

— Ветвями вниз. Ветви должны к верху тянутся, к солнцу, а тут они словно к земле тянутся!

— У нас, в Москве, много таких деревьев, нет-нет, да попадётся на глаза! Это всё после Чернобыля. Эту радиацию с пылью разнесло по всей России-матушке. Все эти аномалии, больше всего отразились на природе.

— Людям тоже не слабо перепало! Говорят, у вас там, в Москве, в Митино кладбище есть, для «солнечных». Ну, для тех, кто от лучевой болезни кончился. Говорят, что могилы их, вместо того, чтоб землёй засыпать, бетоном заливали. Что потрескался уже тот бетон, и фонит там, не слабо! Говорят, что по ночам из них свет исходит!

— Насчёт света — брехалово! А в столице почти везде фонит — особенно у дорог; не сильно, но на пределе допустимого. И ничего, люди живут, годами. А в Чернобыле этом, в Припяти, тоже ведь живут!

— Живут! — согласился Чех, наполняя стаканы, — А неплох твой Толик! Я от него такого не ожидал!

— Да твой Шкас вообще — терминатор!

Они молча выпили. За окном было уже темно, лишь свет от полыхающего костра освещал небольшую площадку в центре лагеря.

— Там пацаны палатки разбили, — нарушил молчание Крап, — Надо бы нам кимарнуть, чтоб завтра с лёгкой головой на дело идти. А вертолёт твой может ночью лететь? — вдруг спросил Крап.

— Может, если очень захотеть. У них есть специальные очки, для ночных полётов, местность лётчик знает хорошо, так что при желании… Что задумал?

— Думаю, разнести с вертушки этот сраный лагерь, и не парить себе мозги! Что-то не так, не по плану, нутром чую, подстава здесь! А на подставы у меня нюх хороший! Они бы ракетами подчистили это «осиное гнездо», сели бы — мы бы площадку подготовили, факелы понатыкали бы в землю, — сел бы твой «Миша» как днём, на аэродроме! Мы с тобой, ну и с раненными, на борт бы спрыгнули. А пацаны наши, с утра, подчистили бы место, чтоб этих копателей верняк уделать, чтобы и мослов не осталось. Устал я, Чех, в индейцев играть — старый, наверное, стал! Как считаешь?

— Пока они там пробздяться — это час, — рассуждал вслух Чех, — Час ему до нас добираться, а вот ракетами ночью им трудно будет работать! Может и нам перепасть! По квадратам он ночью работать не сможет, только по маяку — по сигнальным ракетам, например.

— Сигнальных ракет у нас много! — заметил слегка опьяневший Крап.

— Надо будет, чтоб кто-то пускал сигналки из лагеря.

Чех внимательно посмотрел на Москвича.

— Можно устроить; — подумав с минуту, сказал Крап, — Мент живой ещё? Живой. Вот пусть и стреляет — ему всё лучше от ракет кончится, чем быть опущенным! Скажем, что вертолёт милицейский, его ищет, что отпускаем мы его!

— Его пристрелят сразу после того, как он первую ракету пустит.

— А ему больше и не надо! Одной вполне хватит!

— Может не хватить, — не согласился Чех, — Надо чтоб всё верняком было!

— Если с пулемётов трассами по лагерю зарядить? — предложил другой вариант Крап.

— Калибр мелковат, «ПК» — не зенитка. С воздуха может и не увидеть.

— Хрен с ним, мы этот лагерь бензином обольём, и подпалим! Бензин у нас есть, сольём, если не хватит.

— Вариант. Главное — чтоб они вертушку в воздух подняли!

Чех вновь вытащил свой телефон, и не успел он нажать на клавишу разблокировки, как тот завибрировал, и замигал разными цветами. Он нажал кнопку приёма вызова, и поднёс телефон к уху, затем, протянул его Крапу:

— Тебя! «Икраед»!

— Да! — деловито бросил в трубку тот, поднеся телефон к уху. — Понял, понял, — повторял он, — Да, запомнил. Это точно? Ещё что-нибудь говорил? — долгое время Крап молча случал. — Будет тебе икра и лимузины будут! — сказал он, и вернул золотистый телефон Чеху.

— Есть подвижки? — поинтересовался тот.

— «Икраед» нашёл человека, который с Аскетом в одной крытой срок тащил. Говорит тот человек, что Аскет на ментов работал, только не на вертухаев, а на конторских. Но толи в роль вошёл, толи задание у него такое было — в общем, крошил он честных арестантов без разбору. Ворам, смотрящим за «крытой», не говорил ничего, не объяснял свои дела. Ставили его к ответу — но сделать с ним никто ничего не мог. Был сходняк, решено было, авторитетными людьми, что бешеную собаку надо гасить! Люди знали, что не прост этот Чёрный-Аскет, и набросились на него гурьбой, человек двадцать. Из тех двадцати, он пятерых голыми руками убил, так, что вертухаи и сказать потом не смогли, от чего те окочурились. Сам он чухнул из той молотьбы, никто не заметил как. Правда, на память шрам он тогда получил, на роже — пикой его зацепили. После этого оставили его — в тени определили. Никто с ним не говорил, не смотрели на него — будто его нет. А он, и рад такому отношению был, и, несмотря на воровской запрет, с некоторыми «тёмными» людьми были у него дела. Но тут уж воры не смогли ничего сделать — не в их власти это было. Говорила зона, что он троих вертухаев тогда потушил, так же, бесследно — вроде как сами загнулись. Когда выпустили его — зона вздохнула. Не было человека, который с ним по-братски поручкался бы. Только говорит этот человечек, что убили нашего Аскета! Воры, сидел он с которыми, через несколько лет отправили на волю торпедами несколько мокрушников. Завалили его, на хате у барыги, располосовали пером так, что и родные бы не узнали!