Бумажный дворец - [59]

Шрифт
Интервал

– Ладно. Но только если Джонас тоже будет.

– Я же сказала, мы хотим провести день семьей.

– Мам. Серьезно. Сама подумай. Если лодка опрокинется, от Конрада не будет никакого проку. Я не смогу выровнять лодку одна, если будут хотя бы небольшие волны. Так что либо ты, я, Лео и Конрад втискиваемся туда все вместе и в таком случае обязательно пойдем ко дну, либо мне нужен Джонас, чтобы управлять лодкой.

– Ладно, – сдается она. – День слишком хорош, чтобы спорить.

Снаружи Лео с Конрадом пытаются пристегнуть прицеп с лодкой к машине, но он все время откатывается. Я смотрю, как они надрывают животы, хохоча над своей неловкостью, завороженная тем, какой странной кажется обыденность, нормальное течение повседневной жизни.

– Никогда не проси саксофониста делать мужскую работу, – произносит Лео, заметив меня. – Не поможешь нам? Конрад, ты держи, а Элла вставит болт.

Я колеблюсь в поисках какой-нибудь отговорки, но ничего не могу придумать.

– Давай, Элла, – говорит Лео. – Лодка сама себя не прицепит, – он протягивает мне металлический болт. – Держи, а мы с Конрадом будем поднимать.

– Ну что, пупсики? – улыбается подошедшая мама. Бросает на заднее сиденье сумку-холодильник.

Лео с Конрадом присоединяют прицеп. Конрад, выпрямляясь, случайно выбивает болт у меня из рук. Тут же наклоняется его поднять.

– Прости, Элла, – бормочет он так тихо, что я едва улавливаю его слова.


Джонас ждет нас, сидя на обочине у поворота к нашему дому. Он как всегда без рубашки и выглядит расслабленным, но во взгляде появилась настороженность, брови нахмурены.

– Запрыгивай, Джонас, – зовет его мама. – Конрад, подвинься.

Джонас садится рядом со мной и прислоняется к окну, притворяясь, что смотрит на проносящиеся мимо деревья. Я никогда не видела, чтобы Джонас отворачивался от чего-нибудь, принимал позу, лишенную всякого выражения. И я знаю: причина в том, что я стреножила его, забрала его резвость, его дикий весенний дух, втянула в свои тайны, заставила нести мою ложь. Я как будто лишила его невинности.

– Возможно, нам придется использовать спинакер, – говорю я ему, – чтобы поймать ветер.


В лесу было тихо и приятно – всего лишь легкий бриз, – но, когда мы выезжаем к заливу, поднимается сильный ветер. Волны набегают на гавань, раскачивая стоящие на якоре лодки. На воде почти никого нет.

Первые несколько попыток спустить лодку на воду заканчиваются тем, что ее выносит обратно на берег прежде, чем мы успеваем опустить шверт. Конрад взвизгивает от боли, когда его ударяет по ноге бортом. Мама смотрит с пляжа, крича нам оттуда бесполезные указания.

– Запрыгивайте, – говорит Лео. – Еще один толчок.

– Ничего не получится, Лео, – отвечаю я ему из лодки. – Волны слишком сильные.

– Скорее всего, ты права. Но мы уже приехали.

– Я, наверное, пас. – Конраду явно не по себе.

– Давай с нами. Будет весело, – уговаривает Джонас. Но в его тоне жестокость, какой я прежде не слышала.

В этот миг Лео, дождавшись затишья между волнами, с силой толкает нас, и внезапно мы, накренившись, устремляемся в море. Ветер туго надувает белый парус. Конрад сидит на носу, свесив ноги, которые касаются воды, как толстые розовые наживки.

– Не могу на него смотреть, – тихо произносит Джонас.

– Ты должен притворяться, что все нормально. Ты обещал.

– Почему? – шепчет Джонас. – Как ты вообще можешь с ним разговаривать?

– Я не могу. Но у меня нет выбора. Я живу с ним.

– Вообще-то есть. Если бы твоя мама знала…

– Она никогда не узнает.

– Нельзя спускать ему это с рук, Элла.

– Заткнись! – шиплю я. – Убери ноги! – кричу я Конраду. – Хочешь, чтобы тебя цапнула акула?

Джонас отворачивается от меня, сердито сжав губы. Волны пенятся и хлещут наш набирающий скорость ялик.

Конрад убирает ноги и садится по-турецки. Его подошвы заскорузли, и мне видны крошечные трещины у него на пятках, там, где он содрал омертвевшую кожу. Он смотрит на меня, улыбается.

– Ты права. Это круто.

Выплевывает жвачку в океан. Я смотрю, как она тонет в тянущемся за нами белом шлейфе пены. Достаю из сумки-холодильника банку газировки.

– Хочешь? – бросаю банку Конраду.

– Спасибо. – Он открывает ее и кидает колечко за борт.

– Не надо так делать, – говорит ему Джонас. – Птица может проглотить и подавиться.

– Ага. Как будто меня кто-то видел, – презрительно фыркает Конрад.

– Суть не в этом, – отвечает Джонас. – И я тебя вижу.

– Как-нибудь переживу.

– Сволочь, – бормочет Джонас себе под нос.

Берег позади нас становится все меньше. Я едва могу разглядеть маму, машущую нам с пляжа.

Большая волна поднимает нас и с плеском опускает.

– Боже! – вопит Конрад на Джонаса, после того как его окатило водой с ног до головы. – Я думал, мы притащили тебя с собой, потому что ты знаешь, как управлять лодкой.

– Попробуй сам, – говорит Джонас и отпускает румпель.

– Урод. – Конрад встает и осторожно двигается к нам.

Я чувствую, как лодка качается, потеряв управление.

– Джонас, пожалуйста, не будь идиотом. Мы на что-нибудь напоремся.

Джонас не отвечает, но снова берется за румпель.

Нас швыряет следующая волна.

– Мы слишком далеко отклонились, – говорю я. – Ослабь шкот, иначе мы уплывем в океан.

– Ладно, – уступает Джонас. – Сейчас поменяю направление.


Рекомендуем почитать
Жизнеописание Льва

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мгновения Амелии

Амелия была совсем ребенком, когда отец ушел из семьи. В тот день светило солнце, диваны в гостиной напоминали груду камней, а фигура отца – маяк, равнодушно противостоящий волнам гнева матери. Справиться с этим ударом Амелии помогла лучшая подруга Дженна, с которой девушка познакомилась в книжном. А томик «Орманских хроник» стал для нее настоящей отдушиной. Ту книгу Амелия прочла за один вечер, а история о тайном королевстве завладела ее сердцем. И когда выпал шанс увидеть автора серии, самого Нолана Эндсли, на книжном фестивале, Амелия едва могла поверить в свое счастье! Но все пошло прахом: удача улыбнулась не ей, а подруге.


Ну, всё

Взору абсолютно любого читателя предоставляется книга, которая одновременно является Одой Нулевым Годам (сокр. ’00), тонной «хейта» (ненависти) двадцатым годам двадцать первого века, а также метамодернистической исповедью самому себе и просто нужным людям.«Главное, оставайтесь в себе, а смена десятилетий – дело поправимое».


Писатели & любовники

Когда жизнь человека заходит в тупик или исчерпывается буквально во всем, чем он до этого дышал, открывается особое время и пространство отчаяния и невесомости. Кейси Пибоди, одинокая молодая женщина, погрязшая в давних студенческих долгах и любовной путанице, неожиданно утратившая своего самого близкого друга – собственную мать, снимает худо-бедно пригодный для жизни сарай в Бостоне и пытается хоть как-то держаться на плаву – работает официанткой, выгуливает собаку хозяина сарая и пытается разморозить свои чувства.


Жарынь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Избранные произведения

В сборник популярного ангольского прозаика входят повесть «Мы из Макулузу», посвященная национально-освободительной борьбе ангольского народа, и четыре повести, составившие книгу «Старые истории». Поэтичная и прихотливая по форме проза Виейры ставит серьезные и злободневные проблемы сегодняшней Анголы.


О женщинах и соли

Портрет трех поколений женщин, написанный на фоне стремительно меняющейся истории и географии. От Кубы до Майами, с девятнадцатого века и до наших дней они несут бремя памяти, огонь гнева и пепел разочарований. Мария Изабель, Джанетт, Ана, Кармен, Глория — пять женщин, которые рассказывают свои истории, не оглядываясь на тех, кто хочет заставить их замолчать. Пять женщин, чьи голоса с оглушительной силой обрушиваются на жизнь, которой они отказываются подчиняться.Внимание! Содержит ненормативную лексику!