Бумага или волосы? - [3]
— Послушайте, что будет с моим гонораром и с моими рукописями? Я недавно передал их в редакцию, — сказал он. — Ведь я зарабатываю на жизнь писанием. Что же мне теперь делать?
Он был очень бледен.
— Даже и не знаю, что вам посоветовать… Впрочем, научитесь петь!
Я отмахнулся от него и выскочил на улицу.
Улицы выглядели чистенько и приятно: ни плакатов, ни объявлений, ни бумажного мусора.
Я смотрел то в окно машины, то на экран установленного перед задним сиденьем онемевшего телевизора, где появлялись, фразы, написанные мелом на классной доске. Судя по всему, бедствие принимало все более грандиозные размеры.
Во-первых, сгинули все банкноты. Банки, сейфы, кошельки опустели. А много ли у нас звонкой монеты? На финансовом фронте назревала невиданная катастрофа. Исчезли все ценные бумаги, все акции. Что-то творится на бирже! Как же вести деловые операции? Как установить, кому принадлежали акции, переходившие из рук в руки?! А банки-то, банки… Восстановить по памяти суммы вкладов невозможно, а верить на слово тоже нельзя…
Вторым серьезным ударом было полное исчезновение почты. Растаяли все письма, телеграммы, денежные переводы.
Государственные учреждения бездействовали. Чиновники переживали настоящую трагедию: заявления, прошения, предписания, ведомости, циркуляры, памятки, приказы, счета, накладные больше не существуют. Не на чем писать резолюции и ставить подписи. Прости-прощай, милый сердцу бюрократизм!
Более серьезным было положение в судебных органах и нотариальных конторах. Сразу нашлись сотни ловкачей, заявивших свои права на чужую собственность. Наиболее наглые и предприимчивые вторгались в чужие особняки, вышвыривая на улицу законных владельцев. А что мог сделать суд?
Но самый тяжкий, самый сокрушительный удар обрушился на учебные заведения, научные институты и издательства.
О фирмах, производивших бумагу, не стоит и говорить. Они агонизировали. А издательское дело? Ведь на прилавках и полках книжных магазинов нет ничего, абсолютно ничего! Ни одной книги, ни одного журнала, ни одной самой завалящей брошюрки! Я вспомнил пестрые разноцветные обложки, пахнущие свежей типографской краской страницы, и мне стало не по себе…
И тут я подумал — что же будет с человечеством? Ведь вся наука, вся культура безвозвратно исчезли. Не только в Японии, но и во всем мире опустели все библиотеки. Превратились в прах все книги, письменные документы, словари, справочники, научные работы, исследования…
Бумага! Подумать только, на каком хрупком материале основана человеческая культура! Больше четырех тысяч лет люди доверяют свои знания, свои духовные достижения этим ничтожным листочкам, которые разрушаются с поразительной легкостью. И вот бумага исчезла. И человеку не на что опереться, нечем подтвердить, что он человек. Он снова прекратился в первобытного пещерного жителя, бессильного против устрашающих сил природы.
…Телевизор продолжал работать. Обозреватель тыкал указкой в черную доску, исписанную неровными, неуклюжими буквами. «Дорогие зрители, просим вас сохранять спокойствие! Причины этого необычайного явления еще не установлены. Однако правительство срочно принимает все необходимые меры. Дорогие зрители! Мы обращаемся к вам! Необходимо восстановить утерянную культуру. Напрягите свою память. Ваша память — последняя надежда. Все, что вспомните, запишите на чем угодно — на стене, на столе, на вашей рубашке, на спине соседа…».
В Институте микроорганизмов меня уже поджидал ученый, о котором говорил мой шеф. Я удивился, увидев, что он ни капельки не подавлен, а наоборот, весело улыбается и потирает руки.
— Мне все ясно! — сказал он. — Это шалости одного вида бактерий.
— Ничего себе шалости!
А он уже тянул меня за рукав к микроскопу.
— Крайне интересная и крайне редкая бактерия. Ее привезли с Марса. Да, молодой человек, преинтереснейший вид, преинтереснейший — «сильцис майорис».
— Но… если эта бацилла так опасна, почему же сразу не приняли мер?
— Да что вы! Она совершенно безвредна. На человеческий организм совсем не действует. На Земле тысячи подобных ей бактерий, которые паразитируют на волокнах хлопчатобумажных тканей… Я думаю, она хорошо акклиматизировалась в наших условиях и смешалась с земными видами.
— Но как же такая невинная крошка вызвала это чудовищное бедствие?
— A-а, моя бацилла здесь не при чем! Это виноват искусственный вид.
— Что-о? Искусственный?! — я поперхнулся. — То есть вы хотите сказать, что кто-то нарочно… вывел?..
— Вот именно. Разумеется, это улучшенная порода. Так сказать, элита. Во-первых, эта бацилла размножается в двести раз быстрее, чем исходная — одно деление за десятые доли секунды. Размножение происходит на поверхности бумаги, и как только бацилла делится, она тут же бумагу поедает. Очевидно, вся бумага земного шара была заражена спорами этой бактерии.
— Но кто же… Кому понадобилось выводить такой ужасный вид?
— Не знаю. Споры бациллы «сильцис майорис» хранятся в Институте космической биологии. Так что можете проверить по картотеке, кому их выдавали.
Никакой картотеки, разумеется, не было. Да что там картотека! Со стеклянных пробирок и ампул с культурами различных привезенных из космоса бактерий исчезли наклейки. Ученые были в ужасе. Невозможно было предвидеть, что еще может произойти. Обливаясь слезами, они сжигали ценнейшие экземпляры.
