Булыжник под сердцем - [12]

Весь день Джейми и Моджо, как и все безработные, убивали время, занимаясь чем угодно, только не хозяйством, уверяю вас. Джейми считала моральным достижением, если днем не садилась перед теликом. Оба они много читали, поэтому таскались в Большую городскую библиотеку: каждый выход – драма. Примерно тогда Джейми впервые попробовала писать. Моджо большую часть дня дрых. Этот мог бы спать за британскую национальную сборную. По вечерам мы сидели дома – смотрели телевизор или брали кассету из «Ахмеда», читали или шили одежду для Джейми (столько материала – работы с головой хватало на двоих). Иногда из комнаты Моджо доносился запах гашиша, мы стучались, и он угощал нас своей любимой черняшкой. Впрочем, мы только баловались, а париков считали скучными и занудными слабаками, которые не могут справиться с реальной жизнью и заменяют ее дурью. Мы много чего пробовали, но ни на что не подсаживались. Так, поразвлечься – не больше. Мы верили в нашу судьбу: мы совершим великие дела, мы станем знаменитыми, нас заметят. И для этого нам не нужны наркотики – только мозги. Мы с Джейми собирались прославиться в шоу-бизнесе; Моджо мечтал стать известным просто потому, что он Моджо. Что ж, наше желание сбылось. Правда, совсем не так, как хотелось.

График у меня был свободный, и почти каждый день я заводила «мински» и ехала по своим многочисленным работам. Я прирожденный бухгалтер и пользуюсь немалым спросом. Я творила чудеса. Я люблю цифры и обожаю упорядочивать хаос. Еще до колледжа я вела папину бухгалтерию, а потом его приятели из Ассоциации малого бизнеса постепенно сообразили: пусть я странно выгляжу, но в цифрах мне нет равных. В общем, работа, слава богу, сама подваливала. И я даже могла решать, когда мне работать. А если кто-то начинал артачиться – быстро давала от ворот поворот. Я гордилась тем, что мои постоянные клиенты не могут без меня жить. Ха.

Но теперь все изменилось. Убийство – а вдруг оно заразно? Ублюдки. Но ничего, они еще пожалеют, когда увидят состояние своих счетов. Ладно – а чего я ожидала? Не их вина, они всего лишь люди. Верят тому, что видят по телику и читают в газетах: «Кто мог подумать, что милая девушка Лили Карлсон превратится в секс-игрушку садиста-убийцы и лесбиянки? Мне так жаль вас, Кен и Сильвия, ее приемные родители, вы приютили змею на груди, но кровь не водица…» Все, все, хватит… Я не стану желать им зла, не стану. Шон – выиграет, если я сломаюсь, он был бы счастлив, если б я озлобилась и опустилась, осталась без друзей и семьи. Он всегда меня ненавидел. Впрочем, как я его. Так сказать, ненависть с первого взгляда. Чтоб ты горел в аду, сукин сын! Горел и мучился.

Ладно, хватит о Шоне – у меня от него в животе спазмы. Синдром раздраженного кишечника, говорят доктора. Из-за нервов. Точно. А еще меня мучат кошмары – во сне и наяву. Знаете, люди не понимают сущность убийства. Убийца убивает не только жертву – он убивает всех и всё, что с жертвой связано. Как камень, брошенный в пруд. Круги идут один за другим, сметая все на своем пути.

Блядь, у семей жертв Шона больше нет жизни. Убийство связало их по рукам и ногам. Каждый новый день напоминает о Сэлли, Мэнди, Тине, Люси, Саре. Девчачьи имена, девичьи имена, имена его жертв. Вот женится брат Мэнди – а где Мэнди? Рядом с алтарем – окровавленный искромсанный призрак. А вот сестра Люси получает диплом… Люси тоже бы получила, если бы не ушла пешком из клуба… понимаете? Ничто их не радует: на каждом рождении, свадьбе, юбилее, Рождестве, празднике – горестный фантом их мертвой девочки.

Даже друзья спустя долгие годы не могут избавиться от призраков. «Она была такая милая, такая веселая, живая и красивая девушка» – и от идиотских обесчеловеченных клише только хуже. Три девушки были шлюхами. Одна студенткой и одна безработной. Но для грязных шакалов из прессы все они – лишь материал, который можно запихнуть в «Десятичасовые новости», или в «Сан», или в «Обзервер» – один хуже другого. Ах-ах, бедные, блядь, человеческие существа. И этому не будет конца. Шон продолжает убивать, резать и калечить.

По-моему, Он не умер, потому что Он и не жил. Он – жестокая хищная тварь в каждом из нас, обретшая человеческую форму. А Лана Пауэрс всего лишь отточила, отшлифовала его. Из руды выплавила оружие. Она создала Его – Лана, кровь от крови, сестра его отца… Эти девушки превратились в призраков, а она все еще жива.

А мы привели Его в дом. Мы сами пригласили зло, и Он вошел смеясь. Я где-то читала, что дьявол не может переступить порог без разрешения. Господи, что мы наделали? Чем заслужили такое? Мы же, блядь, приглашения на вечеринку напечатали.

8

Простите, простите. Я не нарочно. Просто иногда удержаться невозможно. Буду стараться. Так вот: мы жили счастливо, прекрасно ладили. Деньги и еда у нас были общими, не то что в некоторых домах, где пишут имена на яйцах и каждый день отмечают уровень хлопьев в пачке. Мы жили скромно, потому что по-другому не могли, да и не особо хотели. То была пора «альтернативы» – время отторжения яппи. Мы не желали становиться такими, как они, воздушные (в смысле химического состава тоже) дети поколения Тэтчер. Дорогуша, это дурной тон, как сказал бы Моджо. Мы были андеграундом, сопротивлением, последними воинами Добра. Мы были особенные – ну, так мы считали. А почему нет? Мы юные и крутые. Мир у нас на тарелке и ждет разделочного ножа.