Бульвар - [97]
Вата забила мои мозги окончательно. Я уже не понимал, нуждаюсь ли я во времени, и, что самое главное, нуждается ли время во мне?..
***
...Юлик лежал в гробу красного цвета, который был установлен на сцене: немного приподнят в голове и опущен в ногах, что давало возможность видеть его с любой точки зала. За ним, на черном бархате задника, висел его портрет, подсвеченный лучом пистолета. Вокруг гроба цветы — в основном гвоздики. Звучала тихая музыка. Звучала будто откуда-то с высоты, создавая впечатление непонятного всемирного объема — глухого, вакуумного...
В зале люди — застывшие, словно статуи, с тоскливыми лицами. Ни одного ярко очерченного лица, глаза — будто водяные бурболки. И я в этой безликости.
На Юлике в гробу черный костюм, белая рубашка. До груди он покрыт белым, тонким покрывалом. Голова забинтована. Лицо Юлика, между двумя белыми оттенками — покрывалом и забинтованной головой, — казалось желтовато-восковым, даже смуглым.
Я понял: забинтована Юликова голова потому, так как была пострижена и изуродована шрамами, когда в морге ему делали трепанацию. Попробовал представить, как может выглядеть теперь этот стриженый, изуродованный череп...
Его легкие, светящиеся под солнцем, волосы брюнета — уже только память, только воспоминания. Время Юлика отошло в вечность, взяв с собой все до мелочи, что ему принадлежало.
На сцене возле портала еще совсем молодой священник в черной длинной рясе, которую немного оживлял большой серебряный крест на груди, разговаривал с незнакомым мне лысым, лет сорока, мужчиной. Священник говорил, что служить поминальную панихиду он тут не может, ибо сцена, по церковным канонам, — место дьявола.
Лысый достал из кармана стодолларовую купюру и сунул ее в руку священника. Тот, будто бы не замечая этого, берет и все еще продолжает отнекиваться. Лысый сует ему еще одну, и с тем же отсутствующим взглядом священник проделывает процедуру перехода купюры в свой карман. Потом, из сумки, которая стояла возле его ног, достает кадило и небольшую иконку, которую вставил в руки Юлику. Кадило дымится, словно дедовская трубка, и, размахивая им, священник начинает гундосить себе под нос слова молитвы, обходя вокруг гроба.
И вдруг по лучу пистолета, от осветительной ложи, где он висел, к портрету Юлика, свив в спираль невероятно длинный хвост, важно прошел голубой тигр. На последних метрах он сделал скачок и очутился у головы Юлика.
Идолы в зале, словно артисты массовой балетной партии, а с ними и я тоже, дружно подпрыгнули на месте и так же организованно гавкнули три раза: «Гав! Гав! Гав!».
Священник высоко поднял над собой крест и начал махать кадилом. Сильный порыв ветра, который неизвестно откуда налетел, задрал на нем рясу, и из его кармана полетели доллары, на глазах у всех превращаясь в райских золотых птиц, которые улетали куда-то в черное глубокое безмолвие...
Тигр замахал лапами, будто тоже хотел стать участником полета, потом на всю пасть так гаркнул, что задрожали в зале люстры:
«Юлик, твой выход на сцену!»
Одним движением Юлик сел в гробу. Идолы опять дружно подпрыгнули, и с той же организованностью три раза пролаяли: «Гав! Гав! Гав!».
Юлик поправил галстук, отбросил покрывало, сделал стойку на руках и таким образом сошел на сцену. Сделав резкий, пружинистый скачок назад, стал на ноги.
Сбоку, прицепленная на ремень, из-под пиджака высовывалась короткая шпага. Идолы ахнули, и грянули аплодисменты.
Юлик, приложив к груди правую руку, поклонился. Затем, откинув в сторону левую и немного ниже опустив правую руку, стал в позу танцора. Изворотливо, как рыба, тигр проник между руками, положил одну лапу Юлику на правое плечо, другую сунул в его левую руку. Правой рукой, что была ниже, Юлик подхватил хвост тигра и, поддерживая его, словно фату невесты, закружился в медленном вальсе Штрауса.
Идолы чуть слышно завыли.
Потом Юлик с тигром резко ударили румбу. А напоследок так выдали белорусскую польку, что в одном месте даже пол сцены проломился.
Во время двух последних танцев идолы чуть не посрывали глотки от вытья.
Тигр поднял вверх лапы, останавливая их, воскликнул: «Виват! А теперь монолог, Юлик!»
Став в третью позицию, прижав руки к груди, гордо подняв голову, Юлик начал: «Ква-а-а, ква-а-а, ква-а-а!».
Идолы благодарили безумными аплодисментами и лаяньем. Юлик кланялся, разводя руки в стороны и забрасывая за себя ногу. Одним движением выхватил шпагу, сделал ею реверанс, приложив сначала к голове, потом отведя вниз, в правую сторону. Взял ее в две руки, поднял над собой острием к лицу, запрокинул голову, раскрыл рот и начал медленно глотать. Шпага полностью исчезла во рту Юлика. Идолы начали икать.
Тигр остановил все, засвистев свистом милицейского свистка. И в тишине, которая мгновенно установилась, вытирая лапой с глаз слезы, тихим, жалобным голосом сказал: «Выход закончен».
Юлик сделал стойку на руках и на них взошел в гроб. За ним было устремился один из идолов, но Юлик ласково его остановил: «В моем гробу нет места для вас. Стройте свой для себя сами».
Еще раз ласково и как-то виновато усмехнулся, помахал идолам рукой — те тихо и благодарно залаяли — выпрямился в гробу, натянул на себя покрывало, взял иконку, сложил на груди руки.
Получив редкое и невостребованное образование, нейробиолог Кирилл Озеров приходит на спор работать в школу. Здесь он сталкивается с неуправляемыми подростками, буллингом и усталыми учителями, которых давит система. Озеров полон энергии и энтузиазма. В борьбе с царящим вокруг хаосом молодой специалист быстро приобретает союзников и наживает врагов. Каждая глава романа "Четыре месяца темноты" посвящена отдельному персонажу. Вы увидите события, произошедшие в Городе Дождей, глазами совершенно разных героев. Одарённый мальчик и загадочный сторож, живущий в подвале школы.
МГНОВЕННЫЙ БЕСТСЕЛЛЕР THE SATURDAY TIMES. ИДЕАЛЬНО ДЛЯ ПОКЛОННИКОВ ФРЕДРИКА БАКМАНА. Иногда, чтобы выбраться из дебрей, нужно в них зайти. Айзек стоит на мосту в одиночестве. Он сломлен, разбит и не знает, как ему жить дальше. От отчаяния он кричит куда-то вниз, в реку. А потом вдруг слышит ответ. Крик – возможно, даже более отчаянный, чем его собственный. Айзек следует за звуком в лес. И то, что он там находит, меняет все. Эта история может показаться вам знакомой. Потерянный человек и нежданный гость, который станет его другом, но не сможет остаться навсегда.
«Все взрослые когда-то были детьми, но не все они об этом помнят», – писал Антуан де Сент-Экзюпери. «Полдетства» – это сборник ярких, захватывающих историй, адресованных ребенку, живущему внутри нас. Озорное детство в военном городке в чужой стране, первые друзья и первые влюбленности, жизнь советской семьи в середине семидесятых глазами маленького мальчика и взрослого мужчины много лет спустя. Автору сборника повезло сохранить эти воспоминания и подобрать правильные слова для того, чтобы поделиться ими с другими.
Таня живет в маленьком городе в Николаевской области. Дома неуютно, несмотря на любимых питомцев – тараканов, старые обиды и сумасшедшую кошку. В гостиной висят снимки папиной печени. На кухне плачет некрасивая женщина – ее мать. Таня – канатоходец, балансирует между оливье с вареной колбасой и готическими соборами викторианской Англии. Она снимает сериал о собственной жизни и тщательно подбирает декорации. На аниме-фестивале Таня знакомится с Морганом. Впервые жить ей становится интереснее, чем мечтать. Они оба пишут фанфики и однажды создают свою ролевую игру.
«Холмы, освещенные солнцем» — первая книга повестей и рассказов ленинградского прозаика Олега Базунова. Посвященная нашим современникам, книга эта затрагивает острые морально-нравственные проблемы.
Кэти Акер и Маккензи Уорк встретились в 1995 году во время тура Акер по Австралии. Между ними завязался мимолетный роман, а затем — двухнедельная возбужденная переписка. В их имейлах — отблески прозрений, слухов, секса и размышлений о культуре. Они пишут в исступлении, несколько раз в день. Их письма встречаются где-то на линии перемены даты, сами становясь объектом анализа. Итог этих писем — каталог того, как два неординарных писателя соблазняют друг друга сквозь 7500 миль авиапространства, втягивая в дело Альфреда Хичкока, плюшевых зверей, Жоржа Батая, Элвиса Пресли, феноменологию, марксизм, «Секретные материалы», психоанализ и «Книгу Перемен». Их переписка — это «Пир» Платона для XXI века, написанный для квир-персон, нердов и книжных гиков.