Бульвар - [79]
Я легко отвел ее голову.
— Не нужно... Не сегодня.
— Почему? — удивилась Наташа. — Это же так приятно.
— У меня сегодня не получится...
Наташа прижалась ко мне, осторожной рукой тронула корневище, шепнула в самое ухо:
— Хочешь, переубежу в обратном...
— Не хочу. В следующий раз... Когда-нибудь...
— В следующий раз — будет в следующий... И когда-нибудь — это неизвестно когда. А я хочу, чтоб и сегодня ты оттянулся.
— Ну, все, хватит! — начал злиться я и попробовал сесть на тахту.
Навалившись на меня, Наташа не позволила мне это сделать.
— Не пущу, не пущу! — смеялась она, стуча кулачками по груди. — Хочу еще!.. Хочу, хочу!
Я сильно, даже грубо рукой ухватил Наташу за челюсть и, глядя ей в глаза, спокойно, тихо попросил:
— Не нужно, пожалуйста, прошу тебя.
— Больно же, больно, пусти, — ухватилась за мою руку Наташа.
— Прости,— мне стало стыдно за свою грубость. — Я не хотел.
— Чуть челюсть не вывернул, — с тревогой в глазах пожаловалась Наташа, сидя на мне.
Я прижал Наташу к себе и в самое ухо еще раз извинился.
— Ну, прости. Я честное слово больше не буду.
— Просто день сегодня у меня плохой.
— Проехали, — махнула рукой Наташа. — Только одно условие: ты никогда не должен мне отказывать...
— Побереги себя для своего жениха. А то на него у тебя не хватит сил.
— Не волнуйся, ему хватит. А от тебя я только пополняюсь, а не трачу. Так что он не в проигрыше, когда мы с ним любимся.
— Но ведь это измена...
— Если смотреть со стороны морали общества — возможно, и так. Да только пусть это общество вначале взглянет на себя и увидит бревно в своем глазу, а не соломинку в чужом.
— Подожди, но общество это и есть ты, я, твой жених...
— И еще законы.
— И законы, конечно, которые, кстати, мы с тобой пишем.
Наташа рассмеялась.
— Взрослый человек, умный вроде, а такую ерунду несешь. Покажи хотя бы один закон, написанный тобой.
— Я имею в виду, что не в прямом смысле мы с тобой пишем. Для этого есть другие люди, так сказать, нами избранные.
— Правильно! — продолжала Наташа. — Это только «так сказать, нами избранные». И они пишут их, выдают, как гениальные опусы своей умственной работы. Слезно усердствуют над заповедями: не укради, не убей, не пожелай жены ближнего своего и так далее. И сами первыми оказываются бесстыдными, распущенными насильниками этих законов. И ты предлагаешь мне сыпать бисер перед свиньями.
— Да не перед свиньями, а перед своим женихом...
— Жениху главней не знать про наши отношения. И как возлюбленная я дам ему все, что он захочет и даже больше... Надеюсь, ты не пойдешь выяснять с ним отношения?
— Не пойду.
— А если совсем честно, то скажу тебе больше. Мне нравится изменять, меня это возбуждает. Весь мир сотворился только от того, что где-то что-то воз-бу-ди-лось. Так что плевать мне на все условности унижаемого общества, частицей которого, как ты заметил, пусть даже самой маленькой, являемся и мы с тобой. Прости, если обидела твои высокие чувства.
— Тебе сколько лет? — неожиданно перевел я на другую тему
— Ты про что? — не поняла Наташа. — Что имеешь в виду?
— Да не про что. Просто — сколько тебе лет?
Наташа засмеялась.
— Будь спокоен. Отвечать за совращение малолетки тебе не грозит.
— Откуда такой цинизм?
— У кого?
— У вас - молодых, «продвинутых».
— А у вас, — Наташа несколько минут подбирала слово и нашла его, произнеся несколько подчеркнуто: — зрелых, этого нет?
— Понятно, все мы люди. Но могу уверить: не настолько.
— А у нас, молодых, хорошие учителя были, — немного растягивая каждое слово, ответила Наташа.
И своими грудями она опустилась на мои, поцеловав губы. И вдруг затряслась всем своим телом, лежа на мне. И вначале подумал, что она плачет, но ошибся: Наташа смеялась.
— Что с тобой? — не понял я.
— Пока мы занимались с тобой дискуссией на тему морали, твой выездной конь устал и лег отдохнуть. Из чего делаю вывод: на сегодня финита ля комедия. Правильно понимаю ситуацию? — стоя надо мной на руках, с ухмылкой спрашивала Наташа.
— Правильно.
— Не дура, думать умею, — и, соскочив с меня, начала одеваться.
Я тоже. В бутылке оставалось вино. Наташа предложила:
— Допьем?
Я согласно кивнул, разлил вино по фужерам.
— Мне... хорошо с тобой, — сказала Наташа.
Я ответил комплиментом:
— Мне тоже.
Наташины глаза, увеличенные толстыми стеклами очков, пристально смотрели на меня откуда-то издалека.
— С тобой сегодня что-то не то. Может, действительно, не твой день. Бывает же так. Правда?
— Правда, — согласился я.
— Но должна признаться: как любовник ты был на высоте.
— Спасибо.
— За нас. За тебя и меня, — уже совсем другим тоном сказала Наташа. — И пусть наши дни всегда будут такими, какими мы их желаем видеть.
Выпили.
— Ты иди, а я приберу тут, чтобы никаких следов не оставалось. А то ненароком мой Отелло увидит — не отговорюсь тогда. Кстати, через неделю, в пятницу, мы с ним расписываемся в загсе Центрального района.
— Где это? — неожиданно для себя самого уточнил я.
— На набережной, Свислочи, возле старого телевидения. Роспись в двенадцать часов. Придешь?
— А как ты себе представляешь мой приход? Как объяснишь, кто я и вообще? — я даже растерялся от такой неожиданности.
Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.
После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.
Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.
Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.