Бульон терзаний - [5]

– «Медный всадник» – поэма, – поправил Владимир. – Еще из классики можно, конечно, взять Чехова. «Вишневый сад».

– Это нельзя! – рубанул рукой воздух Петр Светозарович. – Мы как раз запускаем на рынок стулья из вишневого дерева. Нехороший получается контекст: вырубили, мол, сад, сделали стулья. Не надо. Нам уже один раз написали народные умельцы. Из Гринписа. Прямо на стене краской. Видели у входа трактора? Так они рядом с левым трактором всю стену испохабили. Что у нас там про дубы было, кто-нибудь помнит?

Секретарша вспорхнула со скамеечки, подошла к этажерке, выудила оттуда скоросшиватель, полистала и положила на директорский стол цветную фотографию 10 на 15.

– Вот, наглядное доказательство акта вандализма прямо поверх свежеокрашенной стены, – Петр Светозарович передал фотографию Владимиру.

– «Выходили из избы здоровенные жлобы, порубили все дубы на гробы!» – прочитал он. – Это же из Высоцкого!

– Вот авторитетами только не надо давить. Кто автор, мне отлично известно, небось охламоны эти не сами сочинили. Только Высоцкий не затем песни писал, чтоб ими потом стены портить. Он небось для людей старался, а не против.

– А почему они это написали? – спросил Владимир. – Без всякой причины?

– Такие причину найдут. А если не найдут – выдумают. У нас, дело в том, была задумана ограниченная партия дубовых столов для респектабельных руководителей из регионов. Древесину, конечно, если покупать – она золотая будет. И мне один помог… Его бригада должна была пилить деревья около Долгопрудненского кладбища. Расширение территории, чтоб было куда свежих покойников закапывать. Но ребята как бы по ошибке спилили в другом месте, где дубы еще есть. Мы заявились субподрядчиками, стволы вывезли и как бы утилизировали. Пока спохватились, пока разобрались – деревьев нет. За вырубку – штраф. Но не очень большой. Потому что кладбище все равно рано или поздно туда доберется, а работа по расчистке территории уже проведена.

– А в чем смыл этой аферы? – удивился Владимир.

– Да в том, что штраф в четыре раза меньше реальной стоимости материала! Даже с учетом доли пильщиков. Но эти, из Гринписа, они как-то пронюхали, собаки. Запороли всю работу, наврали журналистам, что мы из кладбищенских дубов столы делаем, никто наши гробы… тьфу, столы не захотел покупать. Два месяца, как вонь улеглась. А вы хотите своим «Вишневым садом» снова все взбаламутить. – Директор с досадой хлопнул ладонью по столешнице. И тут только Владимир понял, что с самого начала она напоминала ему крышку гроба.

– Пушкин, «Борис Годунов». Народ безмолвствует. Можно задействовать весь коллектив, – быстро подкинул он следующую версию.

– Не надо. У нас с Польшей есть совместные интересы, ребята гордые, обидятся, – проявил познания Компетентный Борис. – Давайте что-нибудь русское, но без опасных контекстов!

– Островский. «Бесприданница». По одноименному фильму Рязанова «Жестокий романс».

– Я во второй раз женился. По любви, – как будто извиняясь за то, что ему так повезло, сказал босс, – за ней никакого бизнеса. Только красота. Нехороший намек получится. Неужели в русской классике нет чего-нибудь… классического… но без оскорбительных намеков?

– В классике много чего есть, – немного растерялся Владимир, – вы задайте направление.

– Направление? Пожалуйста! Пусть в отрасли полный кризис – но мы сохраняем позитивный дух, потому что молоды и полны сил. Вот в таком ключе есть что-нибудь?

– Пушкин. «Пир во время чумы», – не удержался Владимир.

– Надо что-нибудь классическое, из школьной программы, – ввернул сын Паша, – чтоб у всех на слуху. Выбирайте давайте пьесу и перейдем уже к делам!

– «Горе от ума»! – сказал Владимир.

– В каком смысле? – строго переспросил Компетентный Борис.

– В смысле – Грибоедов. Программнее некуда. Помните? «Карету мне, карету!»

– Карету – это хорошо, – одобрил директор, – карета – это роскошь. Сделаем карету, золотом инкрустируем.

– Это, знаете, как в одном областном театре было: «Карету мне, карету» – и на сцене появляется карета скорой помощи, – невпопад вспомнил Владимир.

– Скорой помощи нам не надо, – спокойно сказал Петр Светозарович, – скорая помощь – это болезнь, смерть и пир во время чумы. А у нас должна быть жизнь, здоровье и шведский стол во время антракта. Значит, инкрустируем золотом карету. Нина, запиши.

– Я записываю.

– Да. Пусть все видят, что мы можем себе золоченую карету позволить. Но название мне не нравится. Гражданин режиссер, слово «Горе» можно каким-то другим заменить?

– Чем же его заменишь? – растерялся Владимир. – Так ведь у автора.

– А мы переименуем. А? – хитро подмигнул босс. – Другими словами, и чтоб без «Горя». Это же комедия. Зачем тогда горе? Там есть любовная линия? Сделаем на нее акцент. Как зовут влюбленных? Допустим, Маня и Ваня.

– Софья и Молчалин, – подсказал Владимир.

– Отлично. «Софья и Молчалин». Хорошее название, а? И свадьба молодых в конце!

– У них там сложные отношения, – осторожно возразил Владимир, – насчет свадьбы есть сомнения. Может быть, назовем «Возвращение Чацкого»? Чацкий – главный герой. Он вернулся в Москву после трех лет отсутствия. А слово «возвращение» – если это не «Возвращение зловещих мертвецов» – обычно несет в себе положительный заряд.