Булатов курган - [45]

Петр сбросил пиджак, подошел к лошадям.

— Ты что? — удивился Кондрат.

— Запрягать пора.

По пастбищу пестрым ручьем потянулось стадо. Дымились пригнувшиеся к обрыву Оки молодые ветлы.

3

Варвара стояла перед зеркалом, расчесывала волосы. После мытья они были мягкие, волнистые, рассыпались по плечам, приятно щекотали щеки.

На лбу заметнее обозначились морщинки. Варвара, отложив гребень, провела по ним пальцами. Куда ушла ее молодость? Кому она отдала свое счастье? Так и придется ей коротать жизнь бобылкой.

«Только и живу одними думами да прошлым. А годы бегут, не удержишь». Припомнилась последняя встреча с Земновым за садом, его слова. «Простил ли он меня?» — размышляла Варвара.

Солнечные лучи осветили потемневшую бревенчатую стену, потянулись к потолку, заиграли на челе выбеленной русской печи, которая казалась совсем новой. «Снова вечер — и опять одна. Так будет завтра и послезавтра…»

Дверь распахнулась, на пороге показался Кондрат.

«Как в сказке. Только подумала, и принц явился», — мысленно пошутила она, а уголки губ насмешливо загнулись вверх.

— Проходи! Нынче, признаться, не ждала тебя. — И она поспешно начала заплетать косы.

Кондрат все еще стоял у порога. На него пахнуло каким-то особым домашним уютом. В избе было чисто. Пол светлый, вероятно, долго скребла косарем. Занавески накрахмалены, постель прибрана.

В простенке между окнами висела большая застекленная рамка с фотографиями. В центре ее Кондрат увидел и свой портрет. Бумага уже успела пожелтеть. Он стоял возле сидевшей Варвары, она была в белой кофточке, черной юбке, модных туфлях на высоком каблуке. На грудь ее спадали две светлые косы. Она выглядела совсем еще девочкой. Фотографировались они более двадцати лет назад, перед уходом Кондрата в армию.

«Сохранила. Значит, дорого ей наше прошлое». — В его груди тоскливо толкнулось сердце.

— Что стоишь? — обернулась к нему Варвара. — В ногах, говорят, правды нет.

— Спасибо, я ненадолго.

Взглянув на сапоги, Кондрат достал стул и, присев у двери, поставил ноги на половик.

— Вот ты, оказывается, какой, а я и не знала. Приучила, видать, к порядку дочь.

— Женский труд надо уважать. Сам испытал. Невеселое дело.

— Это верно. Только пол нечего беречь. Все равно завтра мыть буду.

Кондрат украдкой наблюдал за ней. Варвара заметила, застеснялась. Она была в той поре, когда наступает полнота. Из-под крутых бровей светлые глаза ее смотрели грустно, выдавая затаенную боль. Лицо и руки ниже локтей отливали золотистым загаром. Кондрат не мог оторвать от нее взгляда.

— Ну что уставился? Смутил даже. — Варвара наконец заплела косы, сделала вокруг головы золотистый обруч.

Последний луч заходящего солнца блеснул в стеклах окон и исчез. В избе потемнели углы, под печкой, нагоняя тоску, запиликал сверчок. Варвара присела на табуретку, повернулась к окну. Над деревней спускался вечер. Заходящее солнце, казалось, чуть постояло над горизонтом, брызнуло огненно-красными отливами по Оке и погасло.

— Ну показывай, что чинить? — приподымаясь, спросил Кондрат.

— Ты же говорил, после сева?

— Может, раньше найдем время, надо посмотреть…

— Здесь не чинить, а ломать надо. — Она показала на провалившуюся над печкой матицу. — Всю зиму мерзла: и в углы, и в пол, и в потолок дует. Не натопишься никак. Весна началась — от дождей спасу нет. Осталось взять лучину и поджечь.

— Зачем так? Подлечим — поживет еще.

Она ждала, что Кондрат заговорит, как тогда ночью, за садом. А он стоял хмурый, неуклюжий. Варвара заглянула ему в лицо и удивленно вскинула брови. Оно было землистого цвета, заросло щетиной, веки покраснели, будто он долго просидел у дымного костра. Варвара поняла, что на него нельзя сердиться. Он давно не спал по-настоящему, а завтра до рассвета станет хлопотать по хозяйству.

В избу все настойчивее вползали сумерки. Из окна было видно, как за Окой зацвела заря. По чистому небу незаметно плыло одинокое, похожее на летящую птицу, огненное облако. Оно куда-то звало Варвару, томило ее. Заметив на пиджаке у Кондрата белую нитку, она подошла и сняла ее.

— Блондинка какая-то цепляется, — улыбнулась она.

Кондрат в этой улыбке уловил какую-то особую приветливость и, не ответив ей, шагнул на середину избы, прыгнул. Пол зашатался, в ведре на лавке заплескалась вода. Под загнеткой умолк перепуганный сверчок.

— Все ходуном ходит, — пожаловалась Варвара.

Кондрат осмотрел углы, взял молоток, вышел на улицу. Накинув на плечи теплый платок, за ним последовала и хозяйка. Кондрат, словно доктор, простукивал и прослушивал каждое бревно. По лесенке поднялся на крышу, в прогнившую солому несколько раз ткнул пальцами.

— Плохи твои дела, — сокрушенно покачал он головой. — Надо перебирать всю избу. Нижние два венца совсем сгнили, углы вот-вот рассыпятся. Матицы сменить надо.

— Зимовать в ней больше нельзя, — ежась от вечернего холода, тихо проговорила Варвара. — Придется к тебе перебираться, пустишь?

— Почему же, иди!

— Нет. В гостях хорошо, а дома лучше. Пусть прибьет, а никуда не тронусь.

— Завтра с утречка на бригадном собрании обмозгуем, что делать.

— Нечего тут мозговать. — Махнув рукой, Варвара пошла к крыльцу. — Вот и работаю, стараюсь, а коснулось дела, бревна купить не могу.