Булатов курган - [26]

— Как же с авансом? — спросил кто-то.

— Заработаем денег — дадим. От вас самих зависит.

— А мы не работаем?

Горбылев, воспользовавшись шумом, выскочил на улицу.

Люди подходили в избушку. Кондрат сидел за столом, прислушивался к говору. На устах у всех было одно: авансирование.

К столу подошел Ребров. Часто моргая, он спросил:

— Как же будем выкручиваться-то, Романыч?.. Мы тут уж говорили. Все поддержали тебя. И если что… Иначе нам хана.

— И правда, надо что-то делать! — поддержали старика в толпе. — Дальше так нельзя.

— Помогай нам, Кондрат, и мы тебя не оставим. Помнишь, когда председателем был…

Кондрат поднялся из-за стола.

— Что ж, спасибо вам. Только чем я могу помочь? Все дело в нас самих. Прошлое лето поленились с покосами — теперь сами видите: сидим без кормов. А знаете, сколько из-за этого недодали молока? По две с половиной тысячи литров с каждой коровы, а то и больше. В «Приливе» средний надой три тысячи пятьсот, а у нас всего лишь восемьсот. Подсчитайте, сколько не выручили денег? Старыми деньгами более двух миллионов.

В толпе зашумели.

— Выход тут может быть один: не допускать такого разбазаривания. — Кондрат рубанул воздух ладонью. — Что для этого нужно сделать? Готовить корма.

Он обвел взглядом собравшихся. У всех лица были сосредоточенны. Только у двери, сидя на поваленной табуретке, хитровато улыбался в бороду старик Цыплаков. Рядом на полу полулежали его сыновья Тихон и Федор.

— Я предлагаю пока налечь на свеклу, — снова заговорил Кондрат. — Привести в порядок наши заливные луга. Работы много. А как же иначе? Зато молоко нам даст и хлеб, и деньги. — Он провел по потному лбу ладонью, сел.

— Если бы так… — первой нарушила молчание Жбанова. — Вот бы скотина-то вздохнула.

— И на самом деле, почему бы не взяться нам? Свое же из рук упускаем.

— Крута горка, и узок бережок, — заметил старик Цыплаков. — Сорвешься, бока обломаешь!

— Тише ты! — оборвал его кто-то.

— Чтобы не обмишулиться, — продолжал Кондрат, — нужны звенья.

— Мы уже слышали… — сплюнув сквозь зубы, заметил Федор Цыплаков.

— И правда, что толку в словах? — загудел кто-то в углу.

— Правильно, из слов шубу не сошьешь и хлеба не испечешь! — согласился Кондрат. — Давайте перейдем к делу. Только встряхнуться надо.

— Дело-то в руки не дается, кто виноват?

— На Горбылева киваем, а сами ни с места. Кондрат Романович верно говорит: встряхнуться надо, тогда и запал будет. Под лежачий камень и вода не течет.

— Правильно!

— А в звеньевые кого?

— Предлагаю Кравцову и Горбылеву. Только Марья Ниловна отказалась.

— Надо ей хвост по росе трепать! Ей и мужниных денег хватит.

— Если интересовалась, не увиливала бы от собрания.

К Варваре пододвинулся Бадейкин, толкнул локтем.

— Слышь, начальница, с тебя полагается!

— Погоди ты, делом заняты.

Лавруха схватил ее за бок, ущипнул.

— У-у-у! Какая материя хорошая!..

— Ты нормальный? — обожгла его ненавидящим взглядом Варвара. — Только полезь еще — по морде смажу.

Бадейкин, довольно ухмыляясь, хотел что-то сказать, но его за плечо рванула Палашка.

— Кобель, черт тебя расшиби, перестанешь?

Кондрат, догадавшись, в чем дело, поморщился и отвернулся. В это время дверь распахнулась, на пороге появилась Марья Ниловна. Лицо ее румянилось от возбуждения, глаза блестели.

— Я пришла сказать, — волнуясь заговорила она, — если доверяете, то звено возьму.

Собрание затянулось. Но никто не ушел раньше времени. Большинство проголосовало за звеньевых. А когда стали расходиться, из толпы послышался все тот же недоверчивый голос Федора:

— Решить-то решили, а утвердит ли председатель? Может, не по Уставу…

Но его никто не поддержал.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

1

У выезда из деревни Варвара увидела колхозников. Одни из них сидели на камнях разрушенного дома. Другие, дымя цигарками, толпились у дороги. Услышав гул мотора, они завозились со своими мешками, корзинами, замахали руками. Грузовик остановился. Варвара вышла из кабины. Ее окружили. Впереди всех стоял Ребров, в ватнике с поблескивающими солдатскими пуговицами, в рыжей цигейковой шапке. Одно ухо ее висело, как подбитое крыло птицы. Выставив жидкую бороденку, старик обеими руками держался за хохол мешка.

— А ты, дядя Игнат, чем базарить задумал? — поинтересовалась Варвара.

Старик хитро подмигнул.

— У меня, Варварушка, такое, глазам не поверишь. — Переложив на другое плечо ношу, конюх пояснил: — Захожу, понимаешь, вчерась в лес и ахнул: сморчки!.. Рассыпаны по пригорку, как горох. Я рубаху долой, полну набрал. Я и в шапку, и в карманы. Хоть штаны снимай, только холодно. А они, как нарочно, так и выглядывают из-под кустов. Хлеб-то, думаю, не на поле, а вон где вырос. Хотел с Лаврухой поехать. Пока хватился, а его и след простыл.

— Выходит, доход у Мавры Цыплаковой отбиваешь! — пошутила Варвара.

— Куда там! — отмахнулся старик. — До Мавры разве достать!

Оттолкнув его, из толпы вышла сухопарая, лет сорока женщина.

— На язык вам Мавра наступила, — цыганские глаза ее сверкнули гневом. — Человека хворь одолела, а они зубы скалят.

Варвара посмотрела на перевязанную вылинявшим платком корзину, усмехнулась. Мавра перехватила ее взгляд.

— Что глаза пялишь? Нужда заставляет… — Цыплакова легко подкинула на плечо корзину, заспешила к машине.