Булатов курган - [25]

Когда Горбылев узнал, что в Заборье люди не выходят на работу, мигом выскочил из конторы. Кондрата он застал в бригадной избушке.

— Что за саботаж? — строго спросил Горбылев.

— Тебе лучше знать! — оборвал его бригадир.

Горбылев нервно подергал бровями, тихо проговорил:

— Зови народ, говорить надо. Да поскорее…

Кондрат сложил в стол бумаги, вышел. Горбылев стал рассматривать оклеенные газетами стены. На видном месте висел плакат. Белокурая, с косами девушка и парень в распахнутой рубашке держали в руках сноп пшеницы и огромный початок кукурузы. Они спрашивали: «А что ты сделал?» От плаката еще пахло типографской краской. «Такой бы в контору». Взгляд упал на испещренный лист бумаги у двери.

Это был бригадный список. Горбылев начал читать. Когда дошел до фамилии Дерябиной Клавдии, нахмурил брови. Что такое? Муж ее ушел на заработки, а Клавдия перестала ходить на работу. Правда, Кондрат был против ее исключения. Дерябина, мол, много лет была дояркой. О ее надоях знали во всем районе. Она бы и сейчас не отстала от других. Но умерла мать, и теперь ей нелегко уследить за пятью ребятишками. Ивин обвинил бригадира в мягкотелости. По настоянию председателя на собрании приняли решение обратиться в сельский Совет с просьбой заставить Дерябину работать в колхозе по предписанию.

Горбылев сунул руку в карман, чтобы достать карандаш и вычеркнуть Дерябину, но в это время вошел Кондрат.

— Пока соберутся, позови-ка вот ее, — председатель сунул пальцем в список. — Работает она?

— Когда же ей?

— Раз сельсовет предписал, пусть работает.

— Жестокий ты, Егор Потапович, — упрекнул его Кондрат.

Дерябина появилась тут же, словно ждала этого вызова.

— Ну что? — спросила она и злым взглядом окинула Горбылева.

— Почему не работаешь?

— Детей куда?

— Ты дело говори, а не ерунду на постном масле! — повысил голос Горбылев.

— Это дети-то ерунда? — Дерябина подошла к нему так близко, что он увидел, как вокруг ее карих колючих глаз прорезались мелкие морщинки. — Сначала своих народи, потом и помыкай. А сейчас мне с тобой не о чем говорить! — Дерябина резко повернулась и вышла из избушки.

Горбылев вскочил со скамьи. Начал ходить из угла в угол. Он ругал себя, что затеял такой дурацкий разговор, да и вообще ему не надо бы ходить сюда. Раньше эта бригада была самостоятельным колхозом, руководил им Кондрат. Доходы росли, люди жили в достатке. Успехи артели гремели на весь район. У кого были самые высокие урожаи? В колхозе «Волна». Где больше всего надаивали молока? Тоже здесь. Овощи, выращенные на пойме, не один раз украшали выставку. Заборье строилось. На пригорке выросла колхозная контора. Засверкали стеклами теплицы. Только стали закладывать фундамент скотного двора, произошло объединение. Вместе с маленькими артелями в «Волну» вошел и отстающий колхоз «Смена», где председателем был Горбылев. А когда встал вопрос о руководителе крупного хозяйства, то райком рекомендовал Егора Потаповича — человека дисциплинированного, активного. Кандидатуру Кондрата отвел Строев. Он утверждал, что Земнов заносчив, в райком не ходит, не советуется, партизанит. На колхозном собрании голосовали несколько раз. И вот сейчас Горбылев почувствовал, как к нему относятся люди. А он хотел показать бригадиру свое уменье воздействовать на них. И на первом же человеке осекся. Нет, больше он не будет никого вызывать. Горбылев впервые ощутил боязнь перед людьми.

Он подошел к списку и, мазнув пальцем, приказал:

— Дерябину вычеркни! — И, повернувшись, шагнул к двери, но дорогу ему заслонила Авдотья — плотная, низкорослая. За ней шли и другие женщины.

— Ты почему без спроса ездила в город? — не выдержал он.

— С яичками, Егор Потапович! Обутку ребятишкам купить. Денег-то нам не припас. А так мы разве пошли бы!.. За колхозное дело завсегда обеими руками держимся. Спроси хоть у бригадира, как мы работали, когда он председательствовал.

— Мне до этого дела мало, кто вами командовал! — оборвал ее Горбылев.

— Не нравится? — Авдотья строго поглядела на него. — Коли вызвал, слухай!

— Правильно, — загомонили женщины.

— Так его, так, Авдотья.

— Ишь разжирел на колхозной зарплате. Ему бы заместо денег писать палочки, тогда бы заговорил по-другому.

— Только и вкалываем на его зарплату.

Горбылев строго взглянул на Кондрата: что, мол, это за распущенность? Но тот, не отрываясь, что-то строчил в блокноте. Хитроватая усмешка играла на его лице.

— Что молчишь, Егор Потапович? — наконец поднял он голову.

— Нечего отвечать на такую ерунду.

Люди заходили в избушку нехотя, поодиночке. Их уже толпилось немало. Горбылев обвел взглядом собравшихся, хотел что-то сказать, но, увидев Варвару, только покачал головой. Она подошла к Бадейкину, сказала:

— Минералку не завез, теперь чем будем питать озимые?

— Вишь, дороги какие! — Редкие усики Лаврухи дрогнули. — Погодить придется.

— Опоздали годить! Надо пробиваться.

— Попробуй…

— А что же?.. — бросила вызов Варвара. — Занаряжай завтра машину. К вечеру минералка будет.

Горбылев в упор посмотрел на нее, словно проверял: всерьез говорит она или шутит?

— Так и сделаем, — твердо прозвучал его голос. — Передай, Осипыч, шоферу, пусть готовится. — Лицо его вдруг ожило в улыбке: выход был найден. — Собрание придется отменить, — объявил он, — час битый ждем, а людей и половины нет. Вот так и во всем, а обвиняют председателя.