Булат Окуджава. Вся жизнь — в одной строке - [4]

Благополучно защитив дипломные работы, они стали собираться в большую жизнь. Вместе с ними готовился к отъезду младший брат Булата Виктор. Полтора года назад вторично арестовали их маму Ашхен Степановну, и Виктор жил в Ереване с тётей Сильвией, сестрой матери, и закончил девятый класс. Теперь Виктор поедет с братом и будет учиться в десятом классе под его присмотром. В том, что работать молодым специалистам придётся в школе, особых сомнений не было. Может быть, были какие-то мечты, но…

В университете была обязательная практика в школе. Нас готовили для этой роли. Потому что из сорока студентов, допустим, кончавших университет, двое шли в аспирантуру, ещё несколько — в газеты, а остальные — в учителя. Мне как сыну «врагов народа» не светила ни аспирантура, ни тем более редакция. Да и, честно говоря, меня в науку совершенно не тянуло. У меня была одна задача — зарабатывать себе на жизнь[3].

Ну, здесь придётся внести небольшое уточнение. О какой, собственно, аспирантуре он мог мечтать с его оценками? Ведь в университете он учился, мягко говоря, неважно. И тёмное прошлое родителей здесь совершенно ни при чём. Другое дело — редакция. Он как человек пишущий вполне мог бы рассчитывать на такую работу, если бы не был «вражеским» отпрыском.

2

Летом 1950 года Булат, Галина и Виктор приехали в Москву. В Министерстве просвещения на Чистопрудном бульваре, куда Окуджава явился за назначением, ему предложили на выбор несколько областей России. Он выбрал Владимирскую — поближе к Москве.

Галина с Виктором остались у тёти Мани, а Булат отправился во Владимир устраиваться. В город он приехал вечером, когда все учреждения уже были закрыты. Посмотрим, что он сам рассказывает об этой поездке:

Приехал во Владимир вечером. В отдел народного образования мог пойти только утром. Куда деваться? Я отправился в вокзальный ресторан. Сидел, независимый человек, заказал рюмочку ликёра, кофе и так хотел ночь просидеть в ресторане. На моё несчастье ко мне подсели двое — мужчина и женщина, пьяные. Заказали себе водки пол-литра и по тарелке щей. Выпили эту бутылку, опьянели ещё сильнее, но женщина всё-таки лыко вязала. Она поглядывала на меня, а у меня были усики, свеженькие. И вдруг она громко говорит: «Вот Сталин сидит». А это был пятидесятый год. Мне стало не по себе. Но потом она, напившись, заснула. А мужик очнулся, стал разговаривать. Что делать — пришлось мне его слушать. Он рассказывает, что навербовал женщин и везёт их в Архангельск на лесозаготовки и эта — одна из них. Я стал спрашивать: «А как там, на лесозаготовках?» Он отвечает: «Плохо очень, вредители окопались, кулаки, начальство из врагов народа состоит, в общем, беда большая…» Я говорю: «Надо об этом в газету какую-нибудь написать». Он: «Да я не умею». Я предлагаю: «Говори, рассказывай, а я запишу». И он мне стал диктовать. Писал я, писал, неожиданно подходит железнодорожный милиционер в малиновой фуражке: «Ваши документы». Я ему протянул свои бумаги, все, какие были. Он их забрал, взял и записную книжку, куда я заносил то, что диктовал мужик, и велел мне пройти. Отходим мы от стола, а мужик кричит: «Куда Сталина ведёте?» Привели в дежурное отделение, милиционер докладывает: «Вот, товарищ капитан, этот гражданин у пьяных что-то выспрашивал и записывал». Капитан распорядился: «Давай его туда». И меня — в кутузку[4].

Ночь Булат провёл кошмарную. Стоило уезжать из Тбилиси, чтобы здесь сразу влипнуть в такую неприятную историю! Утром начнут разбираться, пошлют запрос в Грузию, узнают, что он сын «врагов народа» и в университете дружил с такими же…

Да и сам он, положа руку на сердце, хорош был. Уж больно пижонский подозрительный вид — чубчик кучерявый, усики, шикарный светлый пиджак (он его получил в Тбилиси в военкомате из американских подарков как участник войны). И ликёр же ещё пил при этом — нет чтоб, как все нормальные люди, водку пить! Ну, хотелось ему соответствовать такому образу. И если всмотреться в юношеские его фотографии, можно увидеть, какое большое значение он тогда придавал своей внешности. Тогда, а может, и потом. Забегая вперёд, отметим, что костюм этот лендлизовский, наверное, действительно был какой-то особый — он потом своим ученикам про него рассказывал, что вот-де встречался как-то в Тбилиси с иностранцами и они интересовались, сколько стоит его костюм. Впрочем, это он не о костюме своём рассказывал, а пример меркантильности иностранцев приводил.

…В шесть утра его вызвал из камеры новый, сменившийся, милиционер и, вернув документы, отпустил на все четыре стороны. Но Булат таких страхов натерпелся за ночь в камере, что и думать забыл, зачем приехал. Тут же купил билет на ближайший поезд до Москвы, дождался его, не выходя из вокзала, и был таков. А в Москве снова пошёл в министерство и попросил сменить ему Владимирскую область на какую-нибудь другую.

Так он и попал в Калужскую. Здесь ему придётся прожить долгие шесть лет. А случай на владимирском вокзале Окуджава опишет в одном из автобиографических рассказов тридцать пять лет спустя. Правда, в рассказе действие будет происходить не во Владимире, а в Калуге и при совсем других обстоятельствах.