Букет роз - [41]

— Есть у нас такие люди! — громко сказал Мустафа. — Вы можете с ними переговорить хоть сегодня.

Представитель Временного правительства обрадовался: наконец-то удалось уломать строптивых! С представителями он будет говорить не на митинге, их можно и тюрьмой пристращать…

— Очень хорошо, — сказал он. — Где же ваши представители?

Выдвинувшийся вперед Мустафа изобразил удивление:

— Ах, вы не знаете! Они арестованы еще во время прошлой забастовки и с тех пор находятся в Баиловской тюрьме. Прикажите освободить их и начинайте с ними переговоры. У нас других представителей нет.

— Правильно! — в один голос закричали рабочие.

Представитель Временного правительства понял, что он одурачен и что если он пробудет здесь еще немного, то его могут и избить. Ничего более не сказав, он надел шляпу и пошел с трибуны в сторону дома Шапоринского. По дороге он думал: «Дела плохи. Напрасно я взялся… Эту серую массу, видать, большевики обработали. Казаков бы на них, в плети бы! Да где же их возьмешь, казаков-то! Эх, времена не те! Придется господам нефтепромышленникам пойти на уступки. А потом убрать этих… Усатого и других крикунов. Иного выхода нет». Обо всем этом он решил серьезно поговорить с Шапоринским и с другими владельцами нефтепромыслов.

7

Была полночь. Дул легкий ветер. События дня словно омрачили природу. Ночь была без звезд, непроницаемо темная и тревожная. Если бы на верхушках буровых не горели дрожащие красные фонари, то буровых вовсе не было бы видно. Вокруг — ни души. Не слышно людских голосов и никаких звуков, кроме шума буровых. Разлившуюся по земле густую темь слабо рассеивали тускло освещенные окна небольшого здания телефонной станции.

Из тьмы в зону света вышел одинокий человек и остановился у окна. Постоял с минуту, огляделся по сторонам — видимо, он чего-то опасался — и приблизился к самому окну. Оно было открыто, но забрано редкой решеткой. Человек попытался просунуть голову в решетку, но ему это не удалось. В комнате, в свете лампы, была видна телефонистка. Человек хотел привлечь ее внимание.

Девушка была занята своим делом. Она не смотрела в окно и не видела человека, подававшего ей знаки. Она была в синем ситцевом халате с белым воротничком. На ушах — наушники. Соединявший их ободок делил ее золотистые волосы на две части. Вспыхивающая лампочка как будто поджигает ее волосы. Руки проворно переключают номера телефонов.

Тихий стук в окно привлек внимание девушки. Она повернулась и, хотя не видела, кто стоит там, в темноте, догадалась, что это был Мустафа. Не вставая с места, Нина глазами сделала знак: дескать, заходи, у меня никого нет. Мустафа вошел, молча поздоровался и сел на привычное место — на тахту, под которой был подвал. Нина еще некоторое время продолжала работать, потом решительно повернулась к гостю, сняла с головы и отложила в сторону наушники.

— Сегодня мы виделись с Шапоринским, — возбужденно заговорил Мустафа. — Сказали ему, что, пока не будут удовлетворены наши требования, мы не приступим к работе. Он обещал подумать. Есть надежда. Но, возможно, он хитрит и лишь хочет выиграть время. Самая малая неосторожность может нас погубить. Сегодня у замка…

Прерывистый телефонный звонок не дал ему договорить. Нина сняла трубку:

— Алло… Второй участок? Занят, — и снова повернулась к Мустафе.

Но говорить им больше не пришлось. Под окном послышались шаги, и тотчас заскрипели половицы в сенях. Мустафа встал и приблизился к одному из телефонных аппаратов, как если бы собирался позвонить куда-то. Шаги замедлились за дверью, и на пороге показался Абдулали.

Он окинул вопросительным взглядом Нину, затем с усмешкой повернулся к Мустафе и сказал:

— Какими судьбами, братец, в столь поздний час?

Абдулали приходился Мустафе двоюродным братом и всегда выставлял это напоказ. Но сейчас он произнес слово «братец» с особенным ударением: дескать, хоть ты мне и брат, но Нину я тебе не уступлю… Мустафа так и понял его. Ему не хотелось здесь встречаться с ним, особенно ночью. Он был уверен, что Абдулали не преминет использовать эту встречу для грязной сплетни. Но что делать? Повернувшись к Абдулали, Мустафа сказал сухо:

— Зашел вот поговорить по телефону.

Абдулали сделал вид, что поверил. Подойдя ближе к Мустафе, он заговорил слезливо:

— Братец, я в тот день, на митинге, очень нехорошо говорил. Ты уж прости меня и примири с людьми, с которыми я поспорил…

Мустафа слишком хорошо знал коварство двоюродного брата и нисколько не верил в искренность его раскаяния. Поэтому ответил грубо:

— Что случилось? Почему тебе нужно мириться? Ведь для тебя более важно мнение хозяина, чем мнение рабочих.

Абдулали не знал, что ответить. Он только сейчас понял, как неуместны были его слова. Разве можно обмануть Мустафу!

— Братец, если бы я знал, что ты станешь издеваться надо мной, то не стал бы говорить тебе. Но поверь — клянусь святыми! — я заодно со всеми.

В ответ Мустафа лишь иронически улыбнулся. А Нина попросту не замечала Абдулали. Потоптавшись еще некоторое время, он вышел.

Мустафа понял, что брат объявил ему войну. Подойдя к Нине и обняв ее за плечи, он сказал:

— Этот тип давно подозревает о нашей близости и ревнует. Теперь он пошел доносить на меня. Ну и черт с ним! Не забудь: завтра у замка! — и направился к двери.