Букет горных фиалок - [3]

— Отпусти меня, — потребовала Элль.

— Ты уверена, что хочешь этого?

Элль задумалась. Тут явно таилась какая-то каверза.

— О чем ты?

— Я бы рекомендовал сначала попробовать воду, — ответил Джереми.

Элль взглянула вниз. Быстро текущая вода образовала маленькие буруны вокруг щиколоток мужа. Солнечные блики прыгали по поверхности воды и по крупной окатанной гальке, устилавшей близкое дно.

— Опускай, — рискнула Элль.

— Ну как знаешь, — вздохнул Джереми.

Вода оказалась не просто холодной — она обжигала. Элль громко взвизгнула и прыгнула на мужа. Джереми подхватил ее на лету, покачнулся, но устоял на ногах. Элль вцепилась в его плечи и перевела дыхание.

— Ну и как? — поинтересовался он.

— Бррр… — Элль передернула плечами. — Как ты в ней стоишь?

— Я сам не понимаю как, — признался Джереми. — Мне кажется, что я вот-вот рухну.

— Эй-эй-эй… Не вздумай!

— Ладно, — рассмеялся Джереми. — Тогда потопали на бережок.

И потопал, высоко задирая колени и с силой опуская ноги в воду. Брызги летели выше головы. Элль визжала и колотила кулаками по груди мужа. Джереми хохотал. Элль не выдержала и засмеялась сама.

— Ты медведь, — сказала она уже на берегу. — У вас в Канаде водятся медведи?

— Да. Гризли.

Джереми присел возле воды, зачерпнул ладонями горсть и умылся. Глядя на мужа, Элль опять зябко передернула плечами.

— Хорошо! — сказал Джереми.

— А какие они, гризли?

— Большие. Такие, как я.

Эль наморщила нос.

— Хвастун.

Джереми поднялся, сгорбился, расставил руки и шагнул к ней.

— А когда их злят, они делают вот так. — Он утробно заворчал, обхватил ее руками и прижал к себе.

— А дальше что они делают? — спросила Элль.

— Едят обидчиков, — сообщил Джереми.

— Тогда съешь меня.

— Сейчас.

Джереми наклонился к ней и поцеловал ее. Время на какой-то момент замерло и приостановило свой бег.

Трактор так и не появился. Переправившись через речушку, они вскоре увидели уходящую вправо дорогу, на которой вдалеке виднелся крохотный на таком расстоянии трактор, и решили, что он направляется именно к тому дому с красной черепичной крышей.

Джереми включил радиоприемник и отыскал станцию, передававшую классическую музыку. Может быть, на Элль подействовала моцартовская «Ночная серенада», а может быть, холодная, как лед, вода горной речушки, но она почувствовала, что ее снова клонит в сон. Она свернулась в уютный клубочек и закрыла глаза.

— Подремлешь? — спросил Джереми.

— Угу, — мурлыкнула она в ответ.

Музыка стала чуть-чуть тише. Элль слышала, как скрипнула кожа автомобильного сиденья, когда муж наклонился к приемнику, а потом погрузилась в полузабытье, в котором сна нет, а в голове чередой текут мысли.

2

Как рассмеялась бы Элль, если бы кто-нибудь еще полгода назад сказал ей, что по прошествии пяти месяцев она встанет у алтаря в подвенечном платье и на вопрос священника: «Берешь ли ты, Элеонор Фальбер, в мужья…» — ответит «да», даже не дослушав его до конца, и так громко, что эхо ударится в своды церкви и запрыгает между витражей… Боже, как ей стало неловко! Венчавший пару пожилой кюре Фабрелатр, знавший Элль с младенчества, крестивший ее и давший ей первое причастие, выслушав этот торопливый ответ, незаметно для других подмигнул ей с заговорщическим видом, чем заставил покраснеть до самых корней волос. Нет, Элль наверняка подняла бы на смех и предсказание, и самого незадачливого, как бы она подумала тогда, предсказателя.

Она не торопилась выходить замуж, хотя мать уже не намекала ей, что неплохо бы подумать о замужестве, а попросту стала предлагать кандидатуры, сопровождая их соответствующими хвалебными эпитетами и пространными панегириками. И всегда начинала одними и теми же словами: «А почему бы тебе не подумать о…» А затем называлось имя возможного мужа и отца семейства, очередного кандидата из числа обалдуев, которые, по мнению матери, не могли бросить тень на семью Фальбер. В конце концов они с матерью даже поссорились, и отец был вынужден выступить в роли третейского судьи. Под его крылом Элль и обрела защиту, выразившуюся в кратком вердикте, вынесенном отцом после очередного спора с матерью.

«Пусть решает сама», — сказал отец. Мать была недовольна, но прекратила навязывать Элль женихов. Тем более что отец, предоставив ей свободу действий, заметил, что он, однако, надеется на благоразумие своей дочери, так как ему будет неприятно, если она останется старой девой. Элль заверила его, что она и сама против подобного исхода.

Столь активное заступничество Элль получила еще и потому, что была младшим ребенком в семье и, соответственно, любимицей. Кроме этого, отец имел надежный тыл в лице сына, старшего брата Элль Дерека, и на любые — в перспективе — чудачества дочери готов был смотреть сквозь пальцы, практически не надеясь даже на малейшее ее участие в наследственном семейном бизнесе. Дерек был старше Элль на десять лет и давно уже стал полноправным компаньоном. Отец с легким сердцем передавал сыну и обувную фабрику, и сеть магазинов: Дерек не зря тратил деньги, которые платил отец за его образование, — получил магистерские степени по экономике и юриспруденции. Помимо образования Дерек обладал крепкой деловой хваткой и завидной интуицией, позволившей ему удачно играть на бирже, не привлекая к спекуляциям средства отца. В конце концов отец сам стал предлагать ему деньги. Элль же ожидало неплохое приданое плюс наследство, в принципе позволявшее ей предаваться безделью до конца жизни и не зависеть от финансового положения мужа, если он наконец появится.