Будущее за обществом труда - [3]

Не зря многих из постмодернистов, в частности Ж. Делеза, причисляют к интеллектуальным мошенникам [7]. В. А Кутырев называет рассуждения о постчеловеке «Еванглией антигуманизма» – «благой» вестью о смерти [8], приводя соответствующее место из книги Ж. Делеза о работах М. -П. Фуко: «В наши дни мыслить можно только в пустом пространстве, где уже нет человека… Всем тем, кто хочет говорить о человеке, его царстве и освобождении, всем тем, кто еще ставит вопросы о том, что такое человек в его сути, всем тем, кто хочет исходить из человека в своем поиске истины…, всем этим несуразностям и нелепым формам рефлексии можно противопоставить “лишь философический смех”» [9].

Приведенные слова говорят и о другой стороне постмодернизма – о его приверженности к архаике, к идее необратимости регресса по отношению к современности. Выступая против будущего, постмодернисты его симметричную альтернативу видят в прошлом. «Пост» в их лексиконе служит не только для обессмысливания будущего, но и настоящего, современности.

Это можно показать на примере постмодернистских рассуждений о современном положении России, о ее капиталистическом настоящем. Вместо того, чтобы увидеть в современном капиталистическом положении российского общества кризис самого капиталистического типа общества, представитель российского модернизма настойчиво твердят, что это кризис установившегося в России архаического, а не современного капитализма. «Как видим, – пишет Ю. Н. Давыдов, – и непромышленный характер “нового русского” капитализма, и фискально-политическое происхождение “новых русских” капиталов, и поразительная “социальная близость” его основных персонажей соответствующих фигурам античного капитализма, – все это позволяет причислить наш нынешний капиталистический тип к архаическому» [10].

Модернисты готовы причислить к капитализму не только античное, но и первобытное общество, лишь для того, чтобы обелить современный «цивилизованный» западный капитализм и модернизировать Россию по его образу. Они готовы признать существование христианства до рождения Иисуса Христа, лишь бы Россия встала на путь развития «нравственно-религиозно ориентированного рыночного хозяйства, аналогичного тому, что возникло в свое время на Западе “из духа” протестантской этики индивидуального труда, частной собственности и личной инициативы» [11]. Они верят в учение о капитализме не А. Смиту, Д. Рикардо, К. Марксу, а М. Веберу, у которого, по словам всемирно известного исследователя капитализма Ф. Броделя, «однозначное “идеалистическое” объяснение, делающее из капитализма воплощение определенного типа мышления, всего лишь увертка…, чтобы ускользнуть от признания мысли Маркса» [12].

У постмодернистов формула истории из трех компонентов «до–теперь–после» расчленяется на дихотомические пары, что еще больше уменьшает ее способность выражать историчность общественной реальности. В первой дихотомии «до–теперь» образуется симметричная ретроальтернатива, во второй – «теперь–после» – постальтернативная симметрия. При этом полюса дихотомий выступают не как взаимоотрицающие и взаимополагающие друг друга противоположности, а как сосуществующие в разрыве типы дихотомии. Так, «после» только тем отличается, что оно не «до», т. е. внеположенным по отношению к «до», оно ничего определенного не отрицает и ничего определенного не утверждает. Эта дихотомия не выражает ни развития, ни изменения.

Чтобы каким-то образом оправдать «деконструкцию» категорий противоречия и отрицания, объясняющих возможность развития, их заменяют понятием «дихотомическое различие». При этом обычно ссылаются на антиномию Канта, используют их «метафизичность». Кант противопоставляется Гегелю, который, как известно, подверг серьезной критике Канта в этом вопросе. «Гегелевское противоречие, – писал, например, Ж. Делез, – как бы доводит различие до конца. Но это тупиковый путь, сводящий его к тождеству, придающий тождеству достаточность, позволяющему ему быть и быть мыслимым» [13].

На самом деле у Гегеля речь идет о переходе от тождества к различию, доведенному до противоречия, которое затем разрешается на основе взаимопроникновения противоположностей, одна из которых ставиться основанием разрешения противоречия и перехода к новому состоянию, отрицающему старое. Для Ж. Делеза же «история идет путем решения задач и утверждения различий, а не отрицания и отрицания отрицания» [14]. Постмодернисты, как и И. Кант, не знают положительного значения антиномий для объяснения реального развития общества не только потому, что относят их только к разуму, а главным образом потому, что не допускают единства (тождества) противоположностей, абсолютизируют разрыв с одинаковой необходимостью сосуществующих полюсов. Для них становится неприемлимым даже среднее звено в формуле «до–теперь–после», поскольку оно может служить опосредствующим средним членом обычного логического умозаключения, т. е. опосредствовать связь предшествующего «до» и последующего «после». Трехзвенность диахронного процесса заменяется дихотомическим различением «до» и «после», не знающим опосредования. Между тем без обусловленности настоящего прошлым, будущего – настоящим нет истории. Из-за того, что предшествующее и последующее выступают как противоположности, они не остаются в состоянии дихотомического разрыва двух симметричных, а потому и обратимых, полюсов. Они опосредствуют друг друга как противоположности, переходя в процессе развития и изменения одна в другую. Причем одна из противоположностей может стать опосредствующим звеном, представлять собой более высокую степень развития.