Будуар Анжелики - [83]

Королевский прокурор под диктовку своего патрона написал обвинительный акт, где утверждалось, что имел место заговор с целью убийства короля. Королева обвинялась в любовной связи с придворными Норейсом, Брертоном, Вестоном, с музыкантом Смитоном и с ее родным братом Джорджем Болейном. Все эти люди, как значилось в акте, вынашивали злодейские замыслы против монарха и его власти.

Суд, не смущаясь полным отсутствием улик, приговорил всех упомянутых в обвинительном акте к так называемой «квалифицированной» казни — повешению, снятию еще живыми с виселицы, сожжению внутренностей, четвертованию и обезглавливанию.

Королеву Анну и ее брата судила специально назначенная комиссия, которая приговорила ее к сожжению, как ведьму, или к обезглавливанию, если будет на то воля короля.

Джорджа Болейна ожидала «квалифицированная» казнь.

Правда, всем осужденным дворянам милостью короля была назначена обычная казнь — отсечение головы.

Англию ожидал еще один королевский сюрприз.

Дело в том, что там головы отсекали топором, в то время как у нас — мечом.

Генрих, не желая ни в чем уступать французам, приказал впредь казнить англичан тоже с помощью меча. Это нововведение решено было опробовать на нежной шее некогда обожаемой Анны Болейн. В Англии не нашлось достаточно опытных специалистов, так что палача заказали в Кале и доставили в Лондон, где он с блеском продемонстрировал свое ужасное искусство.

Головы у Анны Болейн как не бывало!

А в день ее казни Генрих обвенчался с новой избранницей…

И дело тут не столько в характере того или иного короля, а в самой природе государственного правосудия, которое будет неправедным до тех пор, пока судьи не начнут бояться Бога больше, чем они боятся своих королей…

Анжелике аплодировали долго и горячо.

10

— Моя история, — начал Лафонтен, — вернее, не моя история, а история тех людей, о которых я хочу вам рассказать, имела место здесь, в Париже, на одной из самых красивых его улиц, где живут одни лишь аристократы…

Я изменю подлинные имена героев этой истории, чтобы лишний раз не тревожить тех из них, кто остался в живых после ее завершения.

Итак, виконт де Валломбрез деятельно готовится к скорой свадьбе дочери с сыном своего старинного друга. Будущий зять, молодой барон де Шавиньи, хорош собой, неглуп, богат, но поразительно скучен и педантичен, так что трудно было бы предположить, что женщина, которая будет обедать в его обществе много лет подряд, сохранит не то чтобы веселый нрав, а хотя бы просто душевное равновесие.

Амалия, дочь виконта Валломбреза, не задумывалась о таких вещах, когда давала согласие на этот брак. Эта девятнадцатилетняя красавица желала прежде всего освободиться от отцовской опеки, а педантичность будущего супруга представлялась ей скорее положительным, чем отрицательным свойством, потому что поведение такого человека достаточно легко предсказать наперед, а следовательно, за его спиной можно вволю срывать цветы удовольствий, не опасаясь, что он обернется раньше времени…

В свите ее отца состоит некий де Каюзак, бретер, человек, напрочь лишенный понятий о чести и совести, но время от времени оказывающий виконту услуги самого деликатного свойства… Я имею в виду услуги с применением оружия, а не те, о которых подумал мсье де Лозен, судя по его лукавой улыбке…

Этот де Каюзак не раз пытался соблазнить дочь своего патрона, но Амалия резко отвергала такие попытки, частично из-за неравенства в происхождении, частично из чувства брезгливости, которое у каждого нормального человека вызывает наемный бретер, а частично — и, может быть, в гораздо большей степени, чем первые два соображения, из нежелания отдавать свою девственность первому встречному, тогда как она является едва ли не основной частью приданого невесты.

Но вот прихотливая судьба приводит в особняк де Валломбреза молодого и знатного красавца де Гранлье, сына одного из влиятельнейших сановников, к тому же весельчака и острослова. Увидев его, Амалия испытала неведомый ей ранее сердечный трепет и горько пожалела о своем согласии на брак с бароном де Шавиньи, который теперь, при сравнении с блистательным де Гранлье, показался ей не только скучным, но еще и глуповатым, не говоря уже о том, что он плохо выговаривал букву L, а это в большом свете уже могло быть чревато нежелательными последствиями.

Де Гранлье также не остался равнодушным к очарованию Амалии, а когда смог по достоинству оценить живость ее ума, утратил покой, кляня несправедливую судьбу за то, что не встретил девушку до ее обручения, за то, что Валломбрез ранее не вывозил в свет свою подросшую дочь, за то, что Шавиньи опередил его, причем всего лишь на две недели…

Однако он не намерен был сдаваться. И вскоре на приеме, устроенном Валломбрезом в честь дня рождения дочери, объяснился с ней и не только услышал ответное признание в любви, но и получил подтверждение его в виде жаркого поцелуя.

Де Гранлье тут же предложил Амалии отказать своему жениху, а она сказала, что отец, с его крутым нравом, не потерпит такого грубого нарушения его планов, тем более что речь пойдет об оскорблении сына его старого друга.