Будуар Анжелики - [84]

Тогда влюбленный заявил, что вызовет жениха на дуэль. Амалия резонно заметила, что, во-первых, неизвестно еще, кто погибнет на этой дуэли, а кто останется в живых, а во-вторых, за дуэль можно поплатиться Бастилией… Нет, сказала она, подумав, можно ведь найти и другие способы…

Какие именно — она еще не знала, но можно поручиться за то, что темная тень уже пробежала по ее сердцу. И как бы в подтверждение этому к ней, как только отошел в сторону де Гранлье, подошел де Каюзак и негромко проговорил:

— Я все слышал, мадемуазель Амалия. И все видел.

— Так что, — с вызовом спросила она, — теперь вы намерены это рассказать моему отцу? Идите. Я не задерживаю вас, мсье.

— Вы не поняли меня, мадемуазель. Я намерен не доносить, а помочь в вашем деле.

— Помочь? Но как?

— Вы не догадываетесь?

— Догадываюсь… Но что вы потребуете взамен?

— О, сущий пустяк — для вас, не для меня…

— Но что именно?

— Чтобы вы относились ко мне с большей благосклонностью, не более того.

— Если так, то… я согласна.

— Вот и отлично. От вас потребуется лишь написать своему жениху записку с просьбой прийти в сад, что позади вашего дома, к восьми часам вечера для очень важного разговора. Записку пометьте завтрашним числом.

— И это все?

— Да.

Она тут же прошла в свой будуар, написала требуемое и, возвратившись, вручила записку де Каюзаку.

Около восьми часов вечера следующего дня молодой барон де Шавиньи был убит в темном переулке неподалеку от особняка Валломбреза.

А еще через день в дверь будуара Амалии постучался де Каюзак. Она впустила его и, закрыв дверь на задвижку, спросила:

— Все в порядке?

— Да, мадемуазель. Как вам уже известно.

— Вас никто не видел?

— Ни одна душа.

— Благодарю вас, Каюзак. Я ваша должница.

— И когда же вы намерены отдавать свой долг, мадемуазель Амалия?

— Я… а что вы имеете в виду?

— То же, что и вы, мадемуазель.

— Речь шла всего лишь о благосклонности, не так ли?

— Да. Но должна же благосклонность хоть в чем-то выражаться, верно?

— Что ж, я… могу поцеловать вас…

Как недавно выразился несравненный Ларошфуко, тот, кто сорвет у женщины поцелуй и не добьется большего, достоин лишь сожаления. Каюзак сорвал поцелуй, после чего опрокинул красавицу на банкетку и решительно взял то, что она так старательно берегла для своего будущего мужа.

После его ухода Амалия всплакнула по поводу утраченной части приданого, но сразу же утешилась мыслью о том, что теперь путь к браку с де Гранлье свободен от каких-либо препятствий. Что же касается девственности, то существует же немало уловок, известных пылким красавицам еще с незапамятных времен…

И вот приходит день ее свадьбы с де Гранлье.

По замыслу Амалии, на брачное ложе вместо нее взойдет — в полной темноте, разумеется — доверенная служанка, девственница, сложением очень схожая со своей молодой госпожой. Примерно через полчаса после дефлорации она под благовидным предлогом выйдет из спальни, а ее место займет новобрачная, которая утром мастерски разыграет смущение по поводу расставания с девичеством.

Брачный пир заканчивается. Молодые идут в спальню. Амалия просит мужа погасить все светильники, после чего выходит в туалетную комнату, а вместо нее на ложе возвращается служанка.

Амалия через гардеробную выходит в будуар, где ждет выхода из спальни служанки. Проходит полчаса, час, полтора. Амалия в тревоге выглядывает в коридор. К ней тут же подходит неизвестно откуда взявшийся де Каюзак.

— Я все знаю, мадемуазель… вернее, мадам, — говорит он. — И готов помочь…

— Но как? — в полной растерянности спрашивает Амалия.

— Это мое дело, — отвечает де Каюзак. — Только сейчас плата вперед.

— Послушайте, вы…

— Или я ухожу, и тогда выпутывайтесь сами, если сумеете.

Она идет с ним в какую-то каморку, где он грубо берет ее, прислонив к дверному косяку, а затем поспешно уходит. Через минуту слышатся крики: «Пожар! Горим!», откуда-то тянет дымом, коридоры наполняются перепуганными полусонными людьми. Вот к своей комнате опрометью пробегает служанка.

Амалия бросается в будуар, затем через гардеробную и туалетную пробирается в спальню, где не застает мужа, который вышел, как она догадалась, через другую дверь. Она выходит в коридор, где сталкивается с ним. В этот момент доносятся громкие крики с той стороны, где расположена комната служанки.

Молодые спешат туда и видят множество людей, окруживших бездыханное тело девушки с кинжалом в груди и схваченного убийцу — де Каюзака.

Амалия хотела было спрятать лицо на груди мужа, но он отстранил ее, всматриваясь в перстень на пальце убитой.

— Это мой перстень, — срывающимся голосом проговорил он. — Полчаса назад я надел его на этот палец… Значит…

— Значит, полчаса назад твоя милейшая супруга стонала в моих объятиях, а ты наслаждался ее служанкой, — осклабясь, продолжил де Каюзак.

Через две недели он был казнен…

— А что же остальные? — спросила Катрин.

— Де Гранлье уехал в какую-то отдаленную колонию, — ответил Лафонтен. — Старый Валломбрез от огорчения получил удар и вскоре умер…

— Не томите, мсье де Лафонтен, — взмолилась Луиза.

— А… — пряча улыбку, проговорил Лафонтен. — Вот вы о ком… Амалия после того, что произошло, не отравилась, не выпрыгнула из окошка, даже не ушла в монастырь. Она уехала в Англию, где стала фавориткой одной очень высокопоставленной особы. Так-то… Я всегда говорил, что злодейская натура — это уже навсегда, и ее невозможно ни усовестить, ни исправить. Впрочем, как и всякую другую натуру.