Будуар Анжелики - [52]

Маркиз де Солиньяк развел руками и сокрушенно покачал головой, после чего сказал:

— Не думаю, чтобы благополучию Земли могли угрожать какие-то моральные нормы.

— Если они посягают на гармонию человеческой жизни, то этим угрожают людям, а люди неотделимы от Земли.

— Но вы же не отрицаете мораль как таковую? — спросил герцог де Грамон.

— Разумеется, нет. Существует достаточно требований, которые должен безоговорочно выполнять человек, желающий жить среди людей. Безоговорочно и сознательно. Недаром же говорил Конфуций: «Мораль благородного мужа подобна ветру. Мораль низкого человека подобна траве. Трава наклоняется туда, куда дует ветер».

— Но мораль во Франции и мораль в Китае — далеко не одно и то же, — заметил маркиз де Кавуа.

— Разумеется. Мораль, принятая во Франции, осуждает, например, внебрачные связи, что никак не понятно китайцу, у которого может быть несколько жен и еще больше наложниц, как непонятно китайцу и осуждение вашей официальной моралью мастурбации, «игры на флейте» и прочих удовольствий, сопутствующих любви мужчины и женщины…

— Но при чем здесь музыка? — спросила, широко раскрыв глаза, мадам де Шуази.

Зрительный зал разразился громовым хохотом.

Я не думаю, что мадам де Шуази была столь неопытна в вопросах плотской любви. Скорее всего, вопрос относительно «игры на флейте» был задан ею с откровенно провокационной целью, как, собственно, было провокацией и само выступление китайского профессора.

Эта мысль мелькнула у меня сразу же после того, как он привел цитату из Блаженного Августина. Семнадцатое столетие, когда еще вовсю сжигают на кострах людей, обвиненных в ереси или колдовстве, как графа де Пейрака, а тут, в самом сердце страны, где то и дело власти устраивают гонения на инакомыслящих, перед правоверными католиками, да еще перед высшей знатью, выступает с поучениями какой-то язычник! Притом из такой экзотической страны… Правда, в то время уже были налажены торговые контакты с Китаем и Франция закупала там огромные партии шелка и рисовой пудры, но духовная жизнь Поднебесной оставалась для европейцев terra incognita.

Так что все происходящее никак не вязалось с формальной логикой.

Ну, а если подойти к событию неформально?

Ведь у Людовика в то время были довольно сложные отношения с клерикалами, да и вообще с духовенством, не считая, конечно, архиепископа де Шанвалона, часто принимавшего участие в королевских забавах, и подчас возникали достаточно жесткие ситуации, как, например, та, вследствие которой король вынужден был отменить принятый на вечные времена Нантский эдикт, запретить мольеровского «Тартюфа», или когда во время богослужения в присутствии короля священник в своей проповеди приводит пример прелюбодеяния царя Давида с Вирсавией, при этом недвусмысленно поглядывая на Людовика, а какой-то иезуит громко кричит в лицо королю: «Ты — дурной человек!»…

И Людовик — надо отдать ему должное — стерпел, смолчал, ничего не предпринял в ответ, хотя хватило бы даже туманного намека начальнику тайной полиции, чтобы и тот проповедник, и иезуит исчезли без следа в одну из темных ночей… Да и открытый суд был бы вполне возможен, потому что практически не было священника, которому нельзя было бы предъявить обвинение в хищениях, мошенничестве или совращении невинности.

«Король-солнце» стерпел обиды, но, конечно же, не забыл их и не простил обидчиков. Кроме того, клерикалы в своем откровенном стремлении к власти представляли собой угрозу королевскому абсолютизму, угрозу слишком серьезную, чтобы относиться к ней без должного внимания.

Из разговоров с Чжао Си Людовик, как человек с достаточно пытливым умом, сумел вынести элементарное представление о китайской философии и ее несокрушимой логике, вполне способной поколебать постулаты церковников, не только полностью надуманные, но и грубо противоречащие самой человеческой природе. Видимо, Людовик таким образом бросал пробный камень мести своим обидчикам, выбрав для этого самую благодатную почву из всех возможных в подобном случае.

Да, учение о мировой гармонии как нельзя более убедительно указывало на то, что каждый элемент бытия должен занимать во всеобщей иерархии лишь ему отведенное место. Когда Конфуция спросили, как следует управлять государством, он ответил: «Государь должен быть государем, сановник — сановником, отец — отцом, сын — сыном». Каждому — свое.

И никаких исключений.

А вот люди в сутанах всегда стремились занять чужое место, тесня даже королей. Они внедрили в массовое сознание понятие греха, привязав его к сексуальной сфере, тем самым нанеся коварный и жестокий удар по одному из жизненно важных человеческих инстинктов.

Осознание вечного и всеобщего первородного греха формировало комплекс вины, с помощью которого можно было свободно манипулировать массовым сознанием.

Люди в сутанах разожгли беспрецедентную антисексуальную революцию, которая привела к азартной охоте на плотские грехи и, естественно, на самих грешников.

Суровое осуждение получила контрацепция, а с нею и любые разновидности непроизводительного секса. Жестоко преследовалось использование различных зелий, прерывающих беременность, преследовался анальный секс, а с ним и оральный, преследовались петтинг, прерванный половой акт, мастурбация и вообще любые эротические проявления, чуждые целям деторождения.