«Буду верен словам до конца» - [46]

И радостью лихой наполнен,

Гуляет ветер по воде.

И будто каверзные волны

Потопом вновь грозят земле.

Сливаясь, силу набирая,

Встают на камни во весь рост,

Стальными брызгами пытаясь

Достать до солнца и до звезд.

Могучим искрометным сором

Над берегом волна замрет.

И силой, мощью и задором

Ударит, грянет, подомнет.

И с ней уже ничто не сладит —

Она широкою рукой

Всю гальку о причал раздавит

И отшвырнется вмиг землей.

Вскричит. Поговорит, пошепчет,

Расстелется ковром у ног

И будет приутихшей речью

Лизать нетронутый песок.

XI

Посмотрел – душа да сердце

Просятся для рифмы мне,

Беден мой словарь, наверно, —

Все любовь на языке.

Не соперник я Шекспиру,

Даже если б горы книг,

Восхищаясь славной лирой,

Прочитал я и постиг.

Я бы вызубрил построчно

Незнакомый мне язык,

Если б этим полномочья

Вдохновения достиг.

Я копировал бы снова

Многотомные труды,

Если б отыскалось слово,

Равнозначное любви.

Эх, понятья-одиночки,

Что вам шум времен и прыть!

Только разве многоточьем

Вас придется заменить…

XII

Не говори: «Я не сумею

Вместиться в краткую строку,

И ритмом ямба и хорея

Пересказать свою судьбу».

И пусть все просто и не ново,

И пусть смешается с землей,

Но только раз неловким словом

Поговори с самим собой.

И разве ты не видел солнца,

С дождем в обнимку не грустил,

И в ночь домашнее оконце

Щекой горячей не давил?..

Прислушайся: то сердце хочет

Скорее вырваться на свет —

То укрепляется построчно

Зачатый родиной поэт.

И если в муках он родится

И миг хотя бы проживет, —

С родной землей соединится,

Ей развязав стихами рот.

И если задушевным словом

Напишем судьбы и прочтем,

Они расскажут нам о многом,

И все же только об одном:

Российский род не перестанет

И жить, и помнить, и любить,

Пока неслышно рядом с нами

«Жив будет хоть один пиит».

Ноябрь 1985 г. – 4 февраля 1986 г.

«Вчера уж слишком пылко, откровенно»

Вчера уж слишком пылко, откровенно

Писались наболевшие стихи.

И потому, дрожа от нетерпенья,

Солгали по невинности они.

То ли проснулась давняя обида,

То ль радость неожиданно пришла —

И началась с бумагою коррида,

И вместо шпаги – острие пера.

Неважно все, и только зной сердечный

Дыханье нагревает, и строка

Вонзается копьем остроконечным

В бессильные шуршащие бока.

И горячась, друг друга одарили:

Я почерком оставил боли след,

Бумага ж мне с ехидцею вручила

Бездушный, но пылающий сонет.

Все искреннее – гордо и надменно,

Все робкое – печально до тоски,

И потому я утром непременно

Сжигаю наболевшие стихи.

5 апреля 1986 г.

«Неужто я в стихах специалист»

Неужто я в стихах специалист

И мне близка профессия поэта,

Раз ничего не стоит чистый лист

Перемарать настойчивым сонетом?

Неужто рифмам стал я господин,

Ведь, голову склоняя сиротливо,

Они пустую мысль плечом одним

Поддерживают, как кариатиды.

Но будто за сноровку и за власть

Я отдал что-то главное, родное

И заменил стремление писать

На важность описания любого.

И будто может все понять душа,

Все подчинять и даже воплощаться,

Но только с оговоркой и слегка,

А то пришлось бы с рифмою расстаться.

К умелости прибавлю я испуг,

Чтоб с прошлым у нас не было различий,

Чтоб дело – словно длительный досуг,

Привычка – словно радостный обычай.

5 октября 1986 г.

«Та ночь из всех ночей одна»

Та ночь из всех ночей одна.

В ней все и сказочно, и просто:

Деревья. Звезды и снега. Дорога.

Церковь у погоста.

Там говорят, что с нами Бог

Вдыхает этот холод плотный

И слышит, как ночной чертог

Скрипит под яростной походкой.

Там говорят, что с нами Бог

Глядит, как месяц озорует,

Как он склонил заздравный рог,

И с неба влагу льет живую.

Оглянешься – ночь говорит.

И так Его увидишь рядом,

Что будешь щеки растирать,

Не веря собственному взгляду.

А рядом уж не шумный двор,

Не деревенские задворки,

Где сторож древний до сих пор

Дымит закрутками махорки.

Пустынный край увенчан весь

Снегами и звездой январской.

Не уголок, а сердце здесь

Притихшего земного царства.

Такая ночь коснется глаз,

К чему-то сделает причастным —

И подойдет, хотя б на час,

Куда-то близко-близко счастье.

10 февраля 1986 г.

«Что за душа у утренней земли!»

Что за душа у утренней земли!

Что за сердечность у лесного края!

При встрече чуть до слез не довели

Лихого городского шалопая.

Кричал петух, как будто жарил туш,

Корова оглянулась, промолчала,

И, чавкая на всю лесную глушь,

Бессовестно в глаза мне зажевала.

Как в книгах все: и домик на холме,

Подальше от непрошеных соседей,

И мужичок в потертом пиджаке,

Из тех, что в фильмах ездят на телеге.

И все, как на картинке, – глухомань,

Под сердцем где-то сбившиеся чувства,

Сторонку эту, думаю, Боян

Когда-то воспевал на вещих гуслях.

И я заговорю о ней теперь,

Оглядываю все, припоминаю.

Но в четкий поэтический размер

Не втиснуться улыбчивому краю.

А столько слов о нем на языке!

В уме такие носятся картины!..

И все же: домик в средней полосе,

И ветхая церквушка на отшибе.

А там уж пусть домыслят, что смогли,

Дочувствуют и, может быть, оттают.

Что за душа у утренней земли!

Что за сердечность у лесного края!

«Уже ноябрь, а дождь все льет и льет»

Уже ноябрь, а дождь все льет и льет.

Никак не стихнут осени забавы:

На улицах отыскиваю брод —

Что ни ручей, то водная преграда.

И даже слышно, будто фонари,

Привыкшие к ненастьям, завздыхали.

И их лучистый свет от маяты,

От сырости такой пошел кругами.