«Буду верен словам до конца» - [44]

Спою, что я, по правде, и не спорщик,

И хмурый только так, издалека,

Я верный вдохновению псаломщик,

Стихами утешающий себя.

И все вокруг немного повздыхает —

И ночь, и тишина, и желтый свет.

И тихо, словно бабочка ночная,

Забьется о стекло пушистый снег.

И сердце воскрешается псалмами,

И городом владеет царь Давид…

С улыбкою, поднявшись над домами,

Луна его от шума сторожит.

Псалом 18

О Божественной славе повсюду

Проповедуют неба глаза,

О свершениях Господа людям

Откровенно вещает земля.

И не зная ни сна, ни покоя,

День ко дню передаст все дела.

И ночь ночи, под звездами стоя,

Перескажет, что было вчера.

Нет таких языков и наречий,

Где не помнился голос бы их,

Всюду слышатся звездные речи

И пылающий солнечный стих.

Над землей всей идет их звучанье,

До пределов Вселенной оно.

И поставил Господь в назиданье

В лике солнца жилище Свое.

И выходит оно, женихаясь, —

Покидает свой брачный чертог.

Исполинскою силой играясь,

Веселится на шири высот.

Оно выйдет из дали небесной

И, прошествовав, вдаль забредет,

И ничто не сокрыто завесой

От его теплоты и щедрот.

Совершенен закон и безмерен,

Коим Бог обновляет людей,

И в своих откровениях верен,

Коль мудрейшими ставит детей.

Повеления Господа правы,

Веселят они правдой сердца

И, как будто лечебные травы,

Исцеляют людские глаза.

«За год беспечного мытарства»

За год беспечного мытарства

Я повзрослел как будто вдруг:

Не пил новейшие лекарства,

А просто посмотрел вокруг.

Я повзрослел. И не годами,

А невещественной душой,

За всех, кто правду чтит устами,

А сердце затворил молвой.

За всех, бегущих без оглядки

И правых лишь от слепоты,

За всех, не побывавших в схватке

И не любивших соль земли…

Как все не по-житейски быстро

Насело на громаду плеч…

Что ж, говорили, я плечистый, —

Да и к чему себя беречь?

«Как приблизится время цветенья»

Как приблизится время цветенья

Золотистой осенней листвы,

Так приходит ко мне вдохновенье

Из далекой лесной стороны.

Оно поутру в город заходит,

С хороводом ветров и дождей,

И меня без ошибки находит

Среди полчищ машин и людей.

Если в шумном метро я кочую,

То оно золотистой стрелой

Проникает сквозь толщу земную

И становится рядом со мной.

И такое с душой сотворится,

Что сказать – не поверит никто.

Мне завидуют вольные птицы

За сиянье и легкость ее.

Я тогда становлюсь на мгновенье

Не от мира сего молчуном,

А бесплотных стихов сочиненье

Служит хлебом тогда и питьем.

И тогда ничего мне не стоит

Бросить все и уйти в монастырь,

И упрятать в келейном покое,

Как в ларце, поднебесную ширь.

«Когда другого я пойму»

Когда другого я пойму

Чуть больше, чем наполовину,

Когда земному бытию

Добуду вескую причину,

Когда все тяжкие грехи

Я совершу в беспечной жизни

И подскажу, куда идти,

Моей заплаканной отчизне;

Когда необходимым вам

Покажется мой стих невнятный,

А время по любым часам

Настроится на ход обратный, —

Я вдруг всецело проживу

Мгновенье вольного покоя

И как-то радостно умру

На людном перекрестке – стоя.

О кресте могильном

А где-то, я и сам не знаю, где,

Но где-то все на этой же земле,

Стоит одна высокая сосна

И думает ночами про меня.

И что-то, правда, сам не знаю, что,

Но что-то очень важное одно

Она мне все пытается сказать,

Да веткой нелегко меня достать.

И, отчего, не знаю, по стволу,

Похожая на женскую слезу,

Стекает молчаливая смола

И каплей застывает янтаря.

И где-то на сосновой той коре,

К которой прикоснулся я во сне,

Виднеются белесые рубцы,

То высеклись объятия мои.

Послесловие к «Евгению Онегину»

Под властью пушкинского слога

Я, репутацию губя,

Порядка не нашел другого

Ни в мире, ни внутри себя,

Как только пестрое собранье,

Давно вошедшее в преданье,

Полусмешных забавных глав.

Быть может, я совсем не прав,

Но сердце в них находит отдых

От мелкой гордости своей,

От бесконечных новостей,

От споров и порядков модных

И вдохновляется порой

На труд неведомо какой.

Вот и сейчас, когда в гостиной,

В одном из среднерусских мест

Я отчитал роман старинный,

Словно Псалтирь – в один присест,

Пришло желание слепое

Писать. И сердце, жадно ноя,

Отозвалось одной строфой

На чей-то голос неземной.

Я верю, рукопись читая,

Ее молитвенно твердя,

Того и сами не хотя,

Мы часто небо призываем…

И отвечает нам оно,

Хоть многим это и смешно.

Прости же, гений величавый,

Дерзанья школьные мои

И поэтические нравы

Моей ликбезовской души.

Прости, что противу приличий,

Поправ неписаный обычай,

Я вторю гласу твоему.

Но к оправданью своему

Замечу, что твоим заветом

Разрешена моя вина —

Писал ты, не предвидя зла:

«Вещь избирается поэтом!»

Хоть не дословно – это так,

Здесь я оправдан кое-как.

Хотя, по совести признаться,

Чтоб научиться избирать,

По жизни надо поскитаться

И много сору перебрать.

Бывало, чуть найдет волненье,

Спешу, дрожа от нетерпенья,

Предметы неба и земли

Зарифмовать скорей в стихи.

А через день переиначу,

Прибавлю там, тут зачеркну,

Когда же кое-что пойму,

Сожгу, и даже не заплачу,

И… вспомню с горечью при том,

Каким был раньше удальцом.

Теперь не видно сумасбродства.

Тесны врата и узок путь,

Идти которыми придется,

Чтоб мне на истину взглянуть,

И ты, певец изящных ножек,

Среди тропинок и дорожек

Нам указал одну стезю

И в стихотворстве и в миру.

Ты утвердил для вдохновенья

Строфы отеческий канон,

Он временами утвержден

И стал он камнем преткновенья