Будьте моей семьей - [47]

– Жесть, – представил себе Артем. – Весело вам было.

– Да обхохочешься, сплошной спорт и физкультура, – посмеялась Арина.

– Ну, за Матвея, – предложил новый тост Артем, – великого исследователя жизни.

– Давай, – поддержала Арина.

Чокнулись, отпили. Помолчали, задумавшись каждый о своем.

– Слушай, – спросила вдруг Арина, – а ты видел, что гости с дня рождения Степана Сергеевича про шланг в «Инстаграме» – то выложили?

– А они что – выложили? – поразился Красногорский.

– Ты не видел? – весело сверкнув глазами, удивилась девушка.

Поставила бокал, взяла свой смартфон и начала искать нужный ролик.

– Там есть все мы, причем с того момента, как первым прибежал Степан Сергеевич, они еще и музычку клево наложили, очень здорово получилось. Вот, смотри. И назвали-то, как обещали: «Деда, мы шланг поймали!»

Хохотать они начали сразу, поскольку удержаться было совершенно невозможно, особенно в тот момент, когда Степан Сергеевич «восстает» из грядок… Ролик давно закончился, а они все никак не могли остановиться, умирая со смеху.

– А как их… – заливалась хохотом Арина и помахала рукой туда-сюда, – этим шлангом… Из стороны в сторону… а Во-овка… «Э-эта пипка га-а-адская не крутится!» Ой, не могу, – простонала она, заваливаясь на бок.

– Да-а уж… – вторил ей Артем, утирая слезы, навернувшиеся на глаза, – я за всю жизнь столько не смеялся, сколько за время знакомства с Матвеем и его дружком.

– Ох, – перевела дыхание Арина. – У него такой же дружок, как Вовка, и в садике имеется, и у нас во дворе. Так что наша с бабушкой жизнь – это бесконечная комедия положений и спасательных операций с ликвидацией последствий.

– Это точно, – повторил Красногорский, – комедия положений.

Он глянул на нее странным, задумчивым взглядом и вдруг как-то враз придвинулся, взял в руки девичье лицо, всмотрелся близко-близко в ее глаза и поцеловал.

И они целовались, безвозвратно пропадая в этом поцелуе….

Долго, продленно, самозабвенно, невероятно…. У Артема словно крышу снесло, и он разом потерял контроль над собой.

Господи, ему сорок лет, он перецеловал за свою жизнь… не важно, скольких он перецеловал, но он даже не представлял, что поцелуй с женщиной может быть таким…

Таким упоительным, таким сводящим с ума, таким страстным и глубоким, который сам по себе являлся потрясающим актом любви!

И он целовал и целовал ее, постанывая, прижимая к себе, порываясь что-то сказать и отказываясь от всяких слов, ради которых надо было прервать то волшебство, что между ними происходило.

Но прерваться все равно пришлось, чтобы все же сказать что-то… И самому не слышать и не понимать, что говорит и объясняет, срывая с себя одежду и помогая раздеться ей.

И снова что-то шептать, и гладить, восхищаясь линиями ее тела, горячей шелковистой кожей, зарываться руками в ее разметавшуюся, непокорную гриву волос, заглядывая совсем близко в эти потусторонние темно-синие глазищи… И снова отдаться поцелую, уносящему остатки разума, и медленно входить в нее, переживая, как целую жизнь, каждую секунду их первого соединения…

И нестись вперед, держа горячее, рвущееся ему навстречу женское тело в руках, стонать, рычать, задыхаться от высоты великолепного, потрясающего оргазма… И на какой-то краткий миг остаться вдвоем где-то там, высоко-высоко, куда закинуло их… Всего на краткий, бесконечный миг.

Артем не хотел выпускать девушку из объятий, из кольца своих рук, так и перевернулся вместе с ней, немного неуклюже на пусть и широком и удобном, но все же узком для двоих диване, и уложил, пристроил поверх себя. Отчего-то ему казалось, что стоит разомкнуть объятия и выпустить ее, как вместе с ней исчезнет и то невероятное, поразительное чувство высшего, небывалого удовольствия, когда душа сливается с телом.

Да бог знает, что там ему почудилось, но то офигительное потрясение и оргазм, которого он достиг с ней, совершенно определенно был, пожалуй, на порядок выше всего того, что он испытывал в своей мужской жизни.

А в ней много чего бывало разного: и хорошего, и не очень, и такие страсти случались, что как он ноги унес – большой вопрос.

Но это… это фантастика какая-то! Космос!

И он лежал, прижимая к себе ее горячее, чуть влажное от любовной испарины тело, вдыхал ее неповторимый запах, смешавшийся с запахом их соединения, медленно поглаживая ее по спине, постепенно отходя от наивысшего удовольствия, плавно переходившего в состояние какого-то теплого блаженства. И ему казалось, что он постиг, ухватил всего на какой-то невероятный миг нечто высокое, неуловимое и недоступное…

И такое это было сча-а-астье-е-е…

– Я бы все же накрылась чем-то, – остановила Арина своим жарким шепотом приятное, незаметное скатывание Артема в сладкую дрему.

– Ты замерзла? – встрепенулся он, пробуждаясь из легкого забытья.

– Пока только одной выступающей частью тела, – улыбнулась девушка.

И он тут же положил обе свои большие ладони ей на попку.

– Да, поостыли, – усмехнулся Артем и предложил: – Давай перебираться в кровать.

В спальной Красногорский сразу же распахнул обе створки дверей, выходивших на веранду, и в комнату ворвался холодок и мерный, дробный стук дождя по деревянным плашкам и листьям деревьев. Пахнуло мокрой землей и зеленью, откуда-то издалека донесся еле слышный ленивый собачий лай, лишь подчеркивавший необыкновенную, торжественную тишину ночи.