Будьте красивыми - [10]

На линейке перед шалашами стоял строй в две шеренги — на правом фланге девушки, ни левом ребята, с котелками в руках. Перед строем, горбясь, точно желая прыгнуть на невидимую жертву, сновал Грицай.

— Напра-а… — скомандовал он протяжно и зло. Люди в шеренгах вытянулись, ожидая исполнительного «во!». Но Грицай спокойно скомандовал: — Отставить. А где Калганова? Калганова! — гаркнул он, подойдя к одному из шалашей. — Товарищ боец Калганова! Докладывает старшина Грицай. Рота построена для следования на завтрак, ждем вашего высокого присутствия. Безобразие! Это не воинская часть, а черт знает что такое! Вольна-а-а, — скомандовал он и сел на пенек. — Будем ждать Калганову, пока причешется…

— Ну чего тебе надо, ну чего? — выходя из шалаша и поправляя берет, укоризненно сказала толстушка Саша Калганова (в шутку ее называли единица в кубе). — Я сегодня не могу в строй, старшина. Сказано тебе русским языком — не могу. И нечего приставать.

Однако встала позади всех, на левом фланге.

— Рота, смирна-а-а! — звонко, певуче скомандовал Грицай. — Калганова, выйдите из строя. — Калганова вышла, повернулась лицом к строю, гордо вскинула голову. — За опоздание в строй, за грубость два наряда вне очереди! Повторите!

— Хоть три, — непримиримо сказала девушка.

— Нашла коса на камень, — сказал Ипатов, нетерпеливо переступая ногами. — Ах, Грицай, Грицай!

— Три наряда вне очереди! — громко, со звоном в голосе отчеканил Грицай.

— Есть, три наряда вне очереди, — смирясь, повторила Калганова.

— Становитесь в строй. Рота, напра-а…

Старшина, еще более сгорбясь, пробежал вдоль строя.

— Отставить, — негромко, но властно скомандовал капитан Ипатов, и весь строй и старшина Грицай мгновенно повернули голову на его голос. — Товарищ старшина, поручите строй кому-нибудь из младших командиров, подойдите ко мне.

— Старший сержант Стрельцов, выйти из строя! — громко, с готовностью, весело скомандовал Грицай. Стрельцов вышел. — Ведите строй.

— Есть, — ответил Стрельцов, исподлобья глянув жгучими миндалевидными глазами в сторону Ипатова и Лаврищева, и тут же не скомандовал, а сказал: — Направо, шагом арш…

Загремев котелками, строй повернулся. И через минуту рота скрылась, растаяла в розовом тумане на опушке леса, откуда тянуло дымком кухни. Позади всех шла Саша Калганова.

— Товарищ майор, разрешите обратиться к товарищу капитану! — гаркнул Грицай. Лаврищев кивнул, отступив на шаг. — Товарищ капитан, по вашему приказанию старшина Грицай прибыл, — все так же громко, весело отрапортовал старшина, не отнимая правой руки от пилотки, колесом выпячивая грудь. Он, как и Лаврищев, был чисто выбрит.

Ипатов глянул на него, блеснул желтыми белками глаз, присел на пенек, наклонил голову, чувствуя, как гнев внезапно перехватил горло. Старшина, будто нехотя, опустил руку, тоскливо посмотрел на уходивший строй.

— Это что ж такое у вас делается, товарищ старшина? — растягивая слова, тихо проговорил Ипатов. — Что ж такое, скажите-ка мне? Позор и стыд! Вот новый человек, майор Лаврищев, посмотрит, как мы с вами наводим в роте порядки, и только покачает головой. Разве нельзя по-другому-то с людьми, помягче, по-человечески, а? Эт-то что ж такое? Эт-то что ж такое? — в голосе его звучал гнев.

Старшина Грицай слушал, уныло посматривая маленькими живыми глазками по сторонам. Он был сутул, с пудовыми кулачищами, которые будто оттягивали вниз его длинные жилистые руки.

— Не получается, товарищ капитан, — наконец сказал он, и это его «товарыш капытан» прозвучало как мольба. — Не могу я с бабами, то бишь с женской нацией, товарищ капитан. Восемь лет без передыху в армии, в четыреста пятьдесят шестом полку старшинил, в двенадцатом особом батальоне тоже, а тут не могу, нету моего командирского умения. Я даже команду подавать разучился как следует.

— А вы поменьше командуйте. От вашего крика не только девушки, сосны дрожат. — Ипатов оглянулся на Лаврищева, безучастно стоявшего в стороне, снова наклонил голову, сказал мирно: — Нельзя так, Грицай. Люди работают день и ночь под землей в шуме, духоте, устают. К тому же они девушки, хоть солдаты, а девушки. Солдата поднял по тревоге, он вскочил, протер глаза и побежал, а девушка должна себя привести в порядок, хоть бы те же косы заплести. А потом ведь не только косы. Вот Калганова одна из самых послушных девушек, а сегодня вдруг не захотела в строй. А ей, может, сегодня и нельзя в строй, вы это понимаете, старшина? Значит, ей надо сделать снисхождение, может быть, даже принести завтрак…

— Не могу, товарищ капитан, — уныло повторил Грицай, глянув на Лаврищева. — Я старшина. Кадровый старшина! — Грицай сделал свирепое лицо. — А до чего дожил? Позор!.. Не могу, товарищ капитан, и все тут — не могу! Когда я считаю эти самые ихние трусики, или, как их там — трико, я часового перед шалашом ставлю, как бы кто не вошел случаем, не застал меня, кадрового старшину, за этим занятием. Дослужился! Да это ж, товарищ капитан, социальное пятно на всю жизнь! Вернись я домой после войны да случись будущая жинка узнает, что я целый год в женской роте околачивался, мне потом перед нею всю жизнь не отмолить этого греха. — Подумал. — Конечно, если женюсь. А наверное, теперь и жениться не задумаю. Насмотрелся, товарищ капитан. Попретило. Никакой тебе дисциплины, никакой выучки не понимают. Точно говорю, товарищ капитан. Чисто козы…