Будни советского тыла. Жизнь и труд советских людей в годы Великой Отечественной войны, 1941–1945 - [42]

В Указе Президиума ВС СССР от 26 июня 1940 года, как уже говорилось, предусматривалась ответственность рабочих и служащих за самовольный уход и за прогул без уважительных причин. До наступления 1941 года по нему в стране успели осудить свыше двух миллионов человек, или 63,7 % от числа всех осужденных, хотя указ действовал только вторую половину года.

Указом от 26 декабря 1941 года была повышена уголовная ответственность за самовольный уход с работы на военных предприятиях. В течение 1942–1945 годов по нему, а также по указам от 26 июня 1940 года и от 28 декабря 1940 года (за нарушение дисциплины и самовольный уход из ремесленных и железнодорожных училищ и школ ФЗО) осудили 7 758 000 человек, что составило 65,1 % от всех осужденных. В блокадном Ленинграде с 1 июля 1941 года по 1 августа 1943 года все по тому же указу от 26 июня 1940 года за самовольный уход с предприятий и прогулы были осуждены 40 596 человек и еще 750 – за трудовое дезертирство.[84]

Кроме того, действовали указы от 13 февраля 1942 года (о мобилизации населения для работы на производственном строительстве, за уклонение от которой была предусмотрена уголовная ответственность) и от 15 апреля 1942 года (за уклонение от мобилизации на сельскохозяйственные работы и за «невыработку обязательного минимума трудодней»).

Всего в 1940–1956 годах по всем этим указам в Советском Союзе были осуждены 18 046 000 человек, или 53 % от всех осужденных в эти годы (кроме осужденных военными трибуналами).[85]

Количество осужденных в СССР во время Великой Отечественной войны, чел.[86]

Большая часть дел (около 70 %) по дезертирству с военных предприятий рассматривалась заочно. В результате значительная часть приговоров выносилась необоснованно. В частности, из-за отсутствия должного учета на предприятиях и отсутствия связи органов розыска с военкоматами призванных в армию часто считали дезертирами с производства и соответственно передавали дела на них в военный трибунал. Органы же розыска механически давали справки о том, что самовольно оставивший производство не разыскан.[87] Кроме того, многие дезертиры производства спокойно устраивались на работу на другие заводы, руководителям которых ввиду нехватки рабочей силы было безразлично, откуда к ним пришел человек.

К середине 1944 года число заочно рассмотренных дел приняло столь огромные масштабы, что правительство вынуждено было 29 июня того года издать постановление № 789, в котором говорилось, что «порочная практика заочного рассмотрения дел военными трибуналами ослабляет борьбу с дезертирством, подрывает авторитет судебного приговора, так как осужденные остаются фактически безнаказанными». Отныне дела на дезертиров с производства следовало передавать в военные трибуналы только после розыска обвиняемых. А еще через два дня прокурор СССР К. П. Горшенин издал приказ «Об усилении борьбы с дезертирством с предприятий военной промышленности», в котором потребовал усилить розыск беглецов, а должностных лиц, принимавших их на работу, судить по статье 11 УК «Бездействие власти».[88]

Однако в конце 1944 года стало ясно, что конец войны не за горами, а изловить всех или большую часть граждан, бежавших с заводов, уже явно не удастся. Фактически народ выиграл эту своеобразную битву с государством. Несмотря на суровые законы и ограничения, удушить в людях чувство свободы и полностью прикрепить их к предприятиям, как при Петре I, не удалось.

30 декабря 1944 года Верховный Совет СССР вынужден был издать Указ «О предоставлении амнистии лицам, самовольно ушедшим с предприятий военной промышленности и добровольно вернувшимся на эти предприятия». Отныне в случае поимки беглого рабочего у него надо было спросить, не хочет ли он вернуться на завод. И если захочет, следствие приостанавливать.[89]

Дзержинск – химический ад

О тяжелейших условиях, в которых трудились люди, красноречиво свидетельствуют факты из истории химических предприятий города Дзержинска.

Вдохновленная массовым применением отравляющих газов в годы Первой мировой войны, а также «удачным» использованием химических снарядов против тамбовских крестьян в годы Гражданской войны, советская власть решила, что у нового оружия большое будущее. На XVI съезде ВКП(б) академик А. Н. Бах провозгласил: «Победу в будущей войне будет определять не металл, а химическая продукция, не штыки и снаряды, а отравляющие газы». Впрочем, примерно в том же духе мода на химическое оружие распространилась и в других странах: Великобритании, Германии и Франции.

Однако одно дело захотеть, а другое – сделать. Производство отравляющих веществ в массовых количествах – процесс довольно трудоемкий и технологически очень сложный. Вот тут-то и опять пригодилось сотрудничество с германским рейхсвером. Для совместных опытов по изучению и созданию оружия массового поражения в 1926 году в районе города Вольск Саратовской области было создано сверхсекретное советско-германское предприятие «Томка» под руководством Людвига фон Зихерера. Немецкие инвестиции в проект составили около одного миллиона марок.[90]

Согласно договору с советским правительством немцы испытывали применение ОВ в артиллерии и авиации, а также способы дегазации зараженной местности. Научно-исследовательский отдел предприятия получал из Германии танки и приборы, был оборудован мастерскими и лабораториями. Взамен СССР передавались новейшие разработки отравляющих веществ, способы их изготовления и средства защиты. Советская сторона придавала большое значение промышленному производству отравы. 8 февраля 1927 года начальник военно-химического управления РККА Яков Фишман писал в совершенно секретном докладе Климу Ворошилову: «Задача создания химической обороны страны грандиозна». Он настаивал на значительном увеличении производства ОВ, противогазов и немедленном строительстве новых предприятий.