Будем как солнце! - [20]

Приди на рассвете на склон косогора, –

Над зябкой рекою дымится прохлада,

Чернеет громада застывшего бора,

И сердцу так больно, и сердце не радо.

Недвижный камыш. Не трепещет осока.

Глубокая тишь. Безглагольность покоя.

Луга убегают далеко-далеко.

Во всем утомленье, глухое, немое.

Войди на закате, как в свежие волны,

В прохладную глушь деревенского сада, –

Деревья так сумрачно-странно-безмолвны,

И сердцу так грустно, и сердце не радо.

Как будто душа о желанном просила,

И сделали ей незаслуженно больно.

И сердце простило, но сердце застыло.

И плачет, и плачет, и плачет невольно.

У моря ночью

У моря ночью, у моря ночью

Темно и страшно. Хрустит песок.

О, как мне больно у моря ночью.

Есть где-то счастье. Но путь далек.

Я вижу звезды. Одна мне светит

Других светлее и всех нежней.

Но если сердце ее отметит, –

Она далёко, не быть мне с ней.

Я умираю у моря ночью,

Песок затянет, зальет волна.

У моря ночью, у моря ночью

Меня полюбит лишь Смерть одна.

Меж подводных стеблей

Хорошо меж подводных стеблей.

Бледный свет. Тишина. Глубина.

Мы заметим лишь тень кораблей,

И до нас не доходит волна.

Неподвижные стебли глядят,

Неподвижные стебли растут.

Как спокоен зеленый их взгляд,

Как они бестревожно цветут.

Безглагольно глубокое дно,

Без шуршанья морская трава.

Мы любили, когда-то, давно,

Мы забыли земные слова.

Самоцветные камни. Песок.

Молчаливые призраки рыб.

Мир страстей и страданий далек.

Хорошо, что я в море погиб.

«Бог создал мир из ничего…»

Бог создал мир из ничего.

Учись, художник, у него, –

И если твой талант крупица,

Соделай с нею чудеса,

Взрасти безмерные леса

И сам, как сказочная птица,

Умчись высоко в небеса,

Где светит вольная зарница,

Где вечный облачный прибой

Бежит по бездне голубой.

«Зимой ли кончается год…»

Зимой ли кончается год,

Иль осенью, право, не знаю.

У сердца особенный счет,

Мгновенья я в годы вменяю.

И год я считаю за миг,

Раз только мечта мне прикажет,

Раз только мне тайный родник

Незримое что-то покажет.

Спросила ты, сколько мне лет,

И так усмехнулась мне тонко.

Но ты же ведь знаешь: поэт

Моложе, наивней ребенка.

Но также могла бы ты знать,

Что всю многозыблемость света

Привыкло в себе сохранять

Бездонное сердце поэта.

Я старше взметнувшихся гор, –

Кто вечности ближе, чем дети?

Гляди в ускользающий взор,

Там целое море столетий!

Из книги «Литургия красоты» Стихийные гимны 1905

Вся земля – моя, и мне дано пройти по ней.

Аполлоний Тианский

Люди Солнце разлюбили, надо к Солнцу их вернуть,

Свет Луны они забыли, потеряли Млечный Путь.

Развенчав Царицу-Воду, отрекаясь от Огня,

Изменили всю Природу, замок Ночи, праздник Дня.

В тюрьмах дум своих, в сцепленьи зданий-склепов, слов-могил

Позабыли о теченьи Чисел, Вечности, Светил.

Но качнулось коромысло золотое в Небесах,

Мысли Неба, Звезды-Числа, брызнув, светят здесь в словах.

Здесь мои избрали строки, пали в мой журчащий стих,

Чтоб звенели в нем намеки всех колодцев неземных.

Чтоб к Стихиям, людям бледным, показал я светлый путь,

Чтобы вновь стихом победным, в Царство Солнца всех вернуть.

Мировая тюрьма

Когда я думаю, как много есть Вселенных,

Как много было их, и будет вновь и вновь,

Мне Небо кажется тюрьмой несчетных пленных,

Где свет закатности есть жертвенная кровь.

Опять разрушатся все спайки, склейки, скрепы,

Все связи рушатся, – и снова будет Тьма.

Пляс жадных атомов, чудовищно-свирепый,

Циклон незримостей, стихийная Чума.

И вновь сомкнет, скует водоворот спиральный,

Звено упорное сложившихся планет,

И странной музыкой, безгласной и печальной,

В эфирных пропастях польется звездный свет.

И как в былые дни, чтоб прочным было зданье,

Под основание бывал живой зарыт, –

В блестящих звездностях есть бешенство страданья,

Лучист Дворец Небес, но он из тяжких плит.

К славянам

Славяне, вам светлая слава –

За то, что вы сердцем открыты,

Веселым младенчеством нрава

С природой весеннею слиты.

К любому легко подойдете,

С любым вы смеетесь как с братом,

И всё, что чужого возьмете,

Вы топите в море богатом.

Враждуя с врагом поневоле,

Сейчас помириться готовы,

Но если на бранном вы поле –

Вы тверды и молча суровы.

И снова мечтой расцвечаясь,

Вы – где-то, забывши об узком,

И светят созвездья, качаясь,

В сознании польском и русском.

Звеня, разбиваются цепи,

Шумит, зеленея, дубрава,

Славянские души – как степи,

Славяне, вам светлая слава!

Железный шар

Не говори мне: Шар Земной, скажи точнее: Шар Железный,

И я навеки излечусь от боли сердца бесполезной.

Да, Шар Железный с круговым колодцем скрытого огня

И легким слоем верховым земли с полями ячменя.

С полями ржи, с лугами трав, с зелеными коврами леса,

С громадой гор, где между скал недвижных туч висит завеса,

И с этой плесенью людской, где ярче всех – кто всех старей,

Кто мозг свой жадный расцветил на счет умов других людей.

Я только должен твердо знать, что жёсток этот Шар Железный.

И пусть, и пусть. Зачем же грусть? Мы с ним летим воздушной бездной.

Зачем же мягким буду я в железный, в жесткий этот век?

Я меч беру – и я плыву – до устья пышных – пышных рек.

‹1904›

В белом

Я сидел с тобою рядом,

    Ты была вся в белом.

Я тебя касался взглядом

    Жадным, но несмелым.

Я хотел в твой ум проникнуть

    Грезой поцелуя.

Я хотел безгласно крикнуть,

    Что тебя люблю я.