Будда - [12]
Профессор В. П. Андросов точно и объемно растолковывает содержание понятия нирваны, этой высочайшей истины буддизма: «Этим термином, вошедшим уже и в русскую лексику, буддисты обозначают некое неописуемое состояние, которое трактуется и как абсолютная свобода духа, и как нерушимый покой, и как абсолютная умиротворенность — одним словом то, достичь чего много сложнее, чем, например, родиться богом»[19].
Другими словами, нирвана — возвращение человека из неестественного состояния в естественное. Она — конечный результат преодоления человеком безнравственной жизни.
Карен Армстронг обращает внимание, что Будда, давая представление о нирване, «намеренно смешивает как с позитивным, утверждающим значением, так и с отрицающим»: «Нирвана, — поясняет он, — это затухание алчности, ненависти и заблуждений»; это Третья Благородная Истина; это «незапятнанность», «непоколебимость», «не-боль», «не-страдание» и «не-враждебность». Как подчеркивают перечисленные эпитеты, нирвана исключает все то, что причиняет нам в жизни страдания и боль, все то, что делает ее невыносимой. Это совсем не отмена и не упразднение всего человеческого — это «бессмертие». Однако нирвану можно определить и целым набором утвердительных понятий: например, это «истина», «другой берег», «умиротворение», «высшая цель», «защищенность», «чистота», «освобождение», «остров» «приют», «укрытие». Нирвана есть высшее благо как для людей, так и для богов, это вечный покой, и нет прибежища надежнее и безопаснее. Многие из приведенных эпитетов и понятий напоминают те, которыми пользуются монотеисты для описания понятия «бог»[20].
Убедительно раскрывает понятие нирвана один из основателей русской школы буддологии академик Федор Ипполитович Щербатской: «Как практическая, так и теоретическая часть буддизма сводится к идее угасания всех активных сил жизни в абсолюте. Этот абсолют нирвана получает в эмоциональных отрывках тех текстов, где он встречается огромное количество eptheta ornantia, среди которых несколько раз встречается и термин “место бессмертия”. Но что означает это бессмертие? Есть ли это бессмертие ведических времен? Блаженное существование среди предков на небесах? Или это гипотетическое бессмертие, что-то вроде рая Амитабхи? Или нечто похожее на рай позднейшего вишнуизма? Ничего подобного! Ибо только одно слово встречается как эпитет нирваны — уничтожение. В буддийском воззрении, как мы видели, нет недостатка в раях, но нирвана находится вне всяких доступных воображению сфер — это абсолютный предел. Слова “бессмертное место” просто означают неизменное, безжизненное и бессмертное состояние, ибо под ним подразумевается место, где нет ни рождения (т. е. перерождения), ни смерти (т. е. повторной смерти). Люди входят в рай, будучи повторно рожденными в нем, но они навсегда исчезают в нирване, угасая в ней без остатка»[21].
Тайна нирваны Гаутамы Будды схожа с великой тайной «муравейного братства», созданного воображением Николая, старшего брата Льва Николаевича Толстого. Это вымышленное братство знало секрет, записанный на «зеленой палочке»: как сделать всех людей счастливыми, любящими и понимающими друг друга, живущими без страданий, несчастий, болезней и взаимных свар в открытости и обоюдном согласии? Великую тайну братства разгадать не так-то просто. Это по силам людям, для которых нравственные идеалы — не звук пустой, а те скрепы, что сохраняют повседневную жизнь в ее более или менее пристойном виде.
Знать год Паринирваны, окончательного освобождения Гаутамы Будды из круга рождений и смертей, его ухода навсегда из земной жизни, очень важно. Именно с него начинается буддийское летоисчисление[22]. Обратим внимание, что у христиан оно велось долгое время от библейского Сотворения мира (в России эта система использовалась начиная с XI века), а затем — от Рождества Христова. В западном мире — с VIII века, а в России по решению Петра I начиная только с 1700 года. В таком различном подходе утверждается то, что имеет первостепенное значение для верующих — рождение или уход Первоучителя. Для буддистов Паринирвана олицетворяет прорыв в новое неизменяющее-ся пространство, в котором время замещается вечностью, в ту новую реальность, где преодолены инерция и суетность мнимой жизни и начинается жизнь истинная.
На буддологическом симпозиуме 1988 года, проходившем в окрестностях Гёттингена под председательством выдающегося индолога и буддолога Хайнца Бехерта (1932–2005), всесторонне обсуждались различные датировки жизни Гаутамы Будды — так называемые «длинные» и «короткие» хронологии[23].
Будет уместным процитировать по этому поводу профессора В. П. Андросова: «Крупный немецкий текстолог Хайнц Бехерт подверг тщательному анализу как данные источников, используемых в расчетах ученых, так и методику последних (в том числе и авторитетной работы Андрэ Ба-ро о датировке нирваны). Он пришел к выводу, что цифры в буддийских книгах носили совершенно отвлеченный характер; что династийные списки индийских царей в до-маурийскую эпоху нельзя использовать ввиду их крайней предположительности, как, впрочем, и списки преемников Будды; что не представляют никакой научной ценности ни джайнские, ни китайские хронологии, ни свидетельства астрономов и фактически нет ни одного доказательства в пользу “длинной” или тем более “короткой” хронологии, которые “равно стоят на глиняных ногах”. X. Бехерт взглянул на проблему с другой стороны: если буддийская традиция не имела ни малейшего понятия о точной дате смерти Первоучителя, то должны ли мы задаваться таким вопросом? Для ученого ясно одно: буддизм все еще был “юным” во времена Ашоки, когда религиозное движение стало оформляться в церковь, и ее организаторы стали задумываться о своей предыстории, но, не имея точных представлений о начале, говорили обтекаемо: “сто лет”. Немецкий буддолог считает более весомыми “непрямые свидетельства” об историческом окружении раннего буддизма и, в частности, о греческом влиянии на стиль буддийских текстов, что дает ему основание датировать жизнь Будды “последними десятилетиями перед походом Александра — в середине IV в. до н. э.”»
