Будда из пригорода - [5]

Дома папа поднял бы их на смех. Но здесь, в самом центре этого болота, он делал вид, что получает редкостное удовольствие от общения. Он вел беседу, громко вещал, прерывал всех на полуслове и то и дело дотрагивался до ближайшего к нему собеседника. Мужчины и женщины мало-помалу подтягивались к нему, образуя кружок на полу. Значит, всю свою угрюмость и обиженное бурчание по поводу и без повода он приберегал для дома, для семьи?

Я заметил, что мужчина, сидевший рядом со мной, повернулся к соседу, и ткнул пальцем в моего отца, который в этот момент изливал поток поучений на женщину, одетую в длинную мужскую рубаху и черные колготки он объяснял ей, что необходимо научиться опустошать разум. Женщина ободряюще кивала. Мужчина сказал громким шепотом:

— И зачем это наша Ева притащила сюда этого медноликого индийца? Разве мы пришли не ради того, чтобы просто надраться до чертиков?

— Он здесь для демонстрации мистических таинств.

— А верблюд его что, снаружи припаркован?

— Да нет, он прибыл на ковре-самолете.

Я лягнул мужика по почке. Он поднял голову.

— Пошли наверх, Карим, в мою конуру, — предложил Чарли к моему великому облегчению.

Но прежде чем мы успели незаметно смыться, Ева выключила верхний свет. На единственную оставшуюся лампу на столе она накинула полупрозрачный платок, и комната погрузилась в нежный розовый полумрак. Движения её стали балетными. Гости один за другим замолкали. Ева улыбнулась каждому.

— Давайте расслабимся, — сказала она.

Все согласно закивали. Женщина в рубахе сказала:

— В самом деле, давайте расслабимся.

— Да, да, — подхватили остальные. Один мужчина затряс руками, как будто пытаясь освободиться от перчаток, разинул рот во всю ширь, вывалил язык и выкатил глаза, как горгулья.

Ева обернулась к папе и поклонилась ему на восточный манер.

— Это мой давний и добрый друг Харун, он укажет нам Путь.

— Господи Иисусе, мать вашу, — сказал я Чарли шепотом, вспоминая, что папа не в силах найти путь даже до Бекенгема.

— Давай поглядим, — пробормотал Чарли, садясь на корточки.

Папа пересел на пол в конце комнаты. Все смотрели на него с живым интересом, и только те двое, что сидели рядом со мной, многозначительно переглянулись, всем своим видом показывая, что едва сдерживаются, чтобы не расхохотаться. Папа заговорил медленно и доверительно. Нервное возбуждение, мучавшее его раньше, исчезло без следа. Как будто он внезапно осознал, что эти люди — в полной его власти и выполнят все, что он велит. Я уверен, что ничего подобного он раньше не проделывал. Наверное, сейчас импровизировал на ходу.

— То, что произойдет здесь сегодня вечером, принесет вам немалую пользу. Возможно, благодаря этому вы даже немного изменитесь, или захотите измениться, чтобы полностью задействовать ваш личностный потенциал. Но есть одна вещь, которой вы делать не должны. Вы не должны сопротивляться: это равноценно тому, чтобы пытаться вести машину, поставив её на ручной тормоз.

Он помолчал. Взгляды всей аудитории были прикованы к нему.

— Мы сделаем несколько упражнений на полу. Пожалуйста, раздвиньте ноги.

Они раздвинули ноги.

— Поднимите руки.

Они подняли руки.

— Теперь на вдохе дотянитесь до правой ступни.

После нескольких основных йоговских упражнений он уложил их на спины. Повинуясь его мягким командам, они расслабили пальцы один за другим, затем запястья, пальцы ног, лодыжки, лбы, и самое трудное — уши. Между тем папа, не тратя попусту время, скинул туфли и носки, и потом — я должен был догадаться — рубашку и чистую трикотажную майку. Он бесшумно обошел по кругу дремлющих, приподнимая то безвольную ногу, то руку, чтобы проверить, расслабились ли они. У Евы, тоже лежавшей на спине, один непослушный глаз медленно раскрывался. Случалось ли ей хоть раз в жизни любоваться такой сильной, такой смуглой, такой волосатой грудью? Когда папа проходил мимо, она дотронулась до его ноги. Человек в вельветовом костюме совершенно не мог расслабиться: лежал, как вязанка хвороста, скрестив ноги, с горящей сигаретой в пальцах, и задумчиво глядел в потолок.

Я зашипел Чарли на ухо:

— Сматываемся, пока нас не загипнотизировали, как этих идиотов.

— Ну разве это не прелесть что такое?

С верхней лестничной площадки к мансарде Чарли вела лестница.

— Будь добр, сними часы, — попросил он. — В моих владениях фактора времени не существует.

Я положил часы на пол и вскарабкался на чердак, занимающий всю верхнюю часть дома. Это пространство находилось в полном распоряжении Чарли. Скошенные стены и низкий потолок были разрисованы мандалами[14] и длинноволосыми ликами. Четыре его гитары — две акустических и два «Стратокастера» — рядком стояли у стены. На полу валялись большие диванные подушки. Пластинок были горы, и четыре Битла периода «Sergeant Pepper»[15] глядели со стены, как боги.

— Слушал в последнее время что-нибудь достойное? — спросил он, зажигая свечу.

— Да, — после покоя и тишины гостиной мой голос звучал неестественно громко. — Новый альбом «Стоунз». Я сегодня поставил его в музыкальном клубе, и народ просто ошизел. Поскидывали пиджаки и галстуки и как оголтелые ринулись танцевать. Я влез на стол и отрывался. Прямо языческие ритуальные пляски устроили. Жаль, что тебя не было, старик.