Будда - [59]
Прежде чем приступить к практике медитаций, каждый буддийский бхикшу должен был усвоить нравственные принципы, обучиться самоконтролю и осознанной внимательности. Понятно, что миряне не имели возможности заниматься серьезной йогой, поэтому им предписывалось сосредоточиться на нравственном аспекте учения (сила), который Будда специально адаптировал к образу жизни мирянина. Этим мирские последователи буддизма закладывали основы будущего духовного совершенствования, что должно было положительно сказаться в их будущих рождениях. И если посвященные адепты учились «полезным» техникам йоги, то миряне сосредоточивались на освоении «полезной» морали[33]. Считалось, что, когда мирянин подает милостыню бхикшу, не лжет и ведет себя доброжелательно и справедливо по отношению к окружающим, он тем самым усиливает благотворные умонастроения и приглушает, если не сказать — полностью изживает, три пламени эгоистического самосознания. Это нравственное совершенствование приносило и чисто практическую пользу, служа примером для окружающих и побуждая их вести себя так же. В итоге помимо накопления благотворной кармы для будущих инкарнаций буддисты-миряне учились быть более счастливыми в нынешней жизни.
Особой притягательностью Дхарма обладала в глазах купцов и ростовщиков, к числу которых относился Анатхапиндика, поскольку для них, людей новой формации, не было места в ведической религии, ориентированной на кастовое разделение общества. Уж они-то по достоинству могли оценить этику Будды, потому что она покоилась на созвучном их мировоззрению принципе «инвестирования» в практически полезное дело. Как мирские последователи буддизма, они могли рассчитывать на солидную отдачу, которой считалось облегчение участи в нынешней и последующих жизнях. Если монахам предписывалось тренировать себя в дисциплине осознанной внимательности к нескончаемому потоку мыслей и ощущений, то мирским последователям — сосредоточиваться на аппанада (внимательности, предусмотрительности) в делах и отношениях с окружающими[34]. Будда рекомендовал им делать сбережения на непредвиденный случай, заботиться о тех, кто находится на их иждивении, давать подаяние бхикшу, избегать долгов, всегда иметь достаточно средств на неотложные семейные нужды и проявлять осмотрительность при вложении денег[35]. Мирянину-буддисту следовало проявлять бережливость, щепетильность и здравомыслие. В Сигалавада Сутте, самой подробной из проповедей о нравственных качествах мирянина-буддиста, Будда наставляет Сигалу избегать возбуждающих напитков, бодрствования по ночам, азартных игр, лености и дурной компании[36]. Существует также «мирская» версия Огненной проповеди, где особый акцент сделан на необходимости поддерживать три «благотворных пламени»: заботиться об иждивенцах; любить и окружать опекой жену, детей и слуг; оказывать поддержку бхикшу из всех прочих сангх[37].
И как всегда, через все проповеди и наставления красной нитью проходила мысль о сострадании как самой главной благодетели. Как-то раз между царем Прасенаджитом и его женой зашел разговор, в котором каждый из них признался, что для него нет ничего дороже собственного «я». Как вы могли бы догадаться, Будда наверняка не одобрил бы такой постановки вопроса. И все же, когда царь Прасенаджит поведал ему об этом разговоре, Будда не стал укорять его, заводить разговор об анатмане или проповедовать основы Восьмеричного пути. По своему обыкновению, Будда взглянул на предмет обсуждения с точки зрения собеседника и построил свой ответ исходя из представлений самого царя, а не того, что должен был думать Прасенаджит по мнению самого Будды. Поэтому он не стал убеждать царя в том, что собственное «я», душа, есть не более чем заблуждение — не будучи тренированным йогином, царь все равно не смог бы «увидеть» этой истины. Вместо этого Будда предложил подумать о следующем: если он, царь, находит, что его собственное «я» для него дороже всего на свете, то резонно предположить, что так же могут думать и другие, и так же стремиться ублажать свое собственное «я». Отсюда Будда сделал вывод, что «человек, который любит свое "я", не должен причинять вред "я" других людей»[38]. Иными словами, надо следовать максиме, именуемой в других культурах золотым правилом нравственности: «Не поступай с другими так, как ты бы не хотел, чтобы поступали с тобой»[39]. Конечно, мирянину было невозможно полностью изжить эгоистическое самосознание, но любовь к собственному «я» могла бы научить его относиться сочувственно к уязвимости «я» других людей. Это позволило бы ему избавиться от шор собственного эго и приблизиться к ахимсе.
Манера, избранная Буддой для проповедования мирянам, отчетливо прослеживается в знаменитом Наставлении каламам[40], народу, населявшему одноименную республику северной части долины Ганга. В прежние времена это была самостоятельная племенная республика, но позже попала под влияние царства Кошалы, что дало импульс развитию городской цивилизации. А, как нам уже известно, везде, где зарождались города и городская жизнь, люди, непривычные к новому укладу, начинали испытывать духовный голод, одиночество, неприкаянность. Примерно так и обстояли дела у каламов, когда странствия привели Будду в их город Кешапутра. Узнав о его появлении, горожане снарядили делегацию, чтобы просить у Будды помощи и совета. В их город, пояснили каламы, часто заходят аскеты, духовные наставники разных сект, брамины и каждый превозносит свое учение, объявляя все прочие ложными. Эти многочисленные дхармы не только противоречат друг другу, но и чужды им, жителям Кешапутры, потому что все как есть проистекают из туманных умозрительных построений болтунов, что странствуют из города в город. «Так кто из духовных учителей говорит истину, а кто лжет?» — спросили у Будды посланцы. В ответ он сказал, что хорошо понимает причины их сомнений и растерянности. Далее он стал беседовать с каламами, встав на их позицию. Он не хотел усугублять их смятение изложением основ собственной Дхармы, что лишь сильнее запутало бы их, а провел нечто вроде импровизированного наставления (напоминающего излюбленную мудрецами «осевого времени» Сократом и Конфуцием форму философского диалога). Будда хотел подтолкнуть каламов самостоятельно разрешить свои сомнения. Начал он с того, что объяснил им корни их неверия: всякий раз они ожидали, что очередной мудрец раскроет им глаза на истину, а потом, прислушавшись к голосу своего сердца, убеждались, что сами знают истину.
