Будапештская весна - [168]

— Никуда ты не поедешь, — заявила ему девушка. — Давай читай мне стихи.

— Нужно ехать.

— Небось к женщине какой-нибудь едешь?

— А тебе что за дело?

— Здесь останешься, понял?

Однако, несмотря на такое заявление, он все же пошел разыскивать на вешалке, забитой одеждой, свое пальто.

Муки не любила, когда ей противоречили. Она быстро вышла из чарды и сразу же направилась к красной малолитражке. Наклонившись, она нащупала краник и, повернув, спустила на землю морозоустойчивую жидкость, которую заливают в радиатор для охлаждения мотора. Сделав это, она как ни в чем не бывало, вернулась в помещение.

Когда поэт подошел к своему автомобилю, под ним растекалась огромная лужа. Будучи опытным автомобилистом, он по одному запаху сразу же понял, что случилось. Петер закрыл краник, но было уже поздно, так как вся жидкость успела вытечь.

Он выругался, так как ему обязательно нужно было ехать, а без охлаждающей жидкости никуда не поедешь. А где ее сейчас достанешь, да еще морозоустойчивую? Мороз же в ту ночь был градусов десять — двенадцать. Водой радиатор не зальешь: стоит лишь остановиться, как она может замерзнуть и разорвать радиатор.

Петер вернулся в чарду посоветоваться с Оскаром. Его приятель тоже был старым автолюбителем, хотя некогда занимался и боксом в категории тяжеловесов. Хозяина чарды поэт нашел на кухне. Оскар разделывал рыбу. На нем был красный передник. На столе стоял бокал вина, из которого он время от времени отпивал по глотку.

Петер коротко рассказал Оскару о случившемся и о том, куда ему нужно было срочно ехать.

Немного подумав, Оскар неожиданно предложил:

— А что, если залить в радиатор вино?

— Как это так?

— Вино не замерзает при морозе градусов до пятнадцати — двадцати. Это зависит от его крепости. Тогда ты сможешь ехать…

— Да, но вино… Где я его столько возьму?..

— Много ли нужно твоему «тополино»? Литра три-четыре, не больше… Сейчас посмотрим…

Закончив разделывать рыбу, Оскар ушел в холодный погреб, где, бормоча что-то себе под нос, начал разглядывать стоявшие там бочки. Затем он вынул деревянную пробку из бочки, на которой мелом было написано «Токаи харш» и с помощью резинового шланга наполнил вином плетеную бутыль.

— Это вино ничем не разбавлено, — сообщил он Петеру, — можешь поверить мне на слово, а не то возьми попробуй, дружище… — Вымыв два стакана, Оскар наполнил их вином и подал один Петеру.

— Спасибо, но ты же знаешь, что я за рулем, — отказался поэт.

Они подошли к машине. Петер отвернул крышку радиатора, а Оскар, наклонив плетенку, осторожно залил в радиатор токайское. Очень скоро винная пена показалась у самого отверстия, но в плетенке еще оставалось вино.

— Фу, какая вонь! — фыркнул Петер.

— Тебе, как поэту, следовало бы знать, что вино не воняет, а пахнет, точнее, источает аромат! — оборвал Петера Оскар, который терпеть не мог никаких шуток, когда дело касалось вина.

— Пардон, пардон… Я ведь… Очень большое тебе спасибо. По-твоему, все будет в порядке? И сколько я тебе должен за это?

— Брось дурака валять. Сегодняшней же ночью я покрою этот крошечный убыток.

— Спасибо, спасибо.

— Ну, я пошел, а то меня ждут на кухне. — Оскар попрощался и, похлопав поэта по плечу, добавил: — Желаю хорошо повеселиться… Хе, хе… Целую ручку твоей уважаемой зазнобе, только смотри, чтобы муж не…

— Еще раз желаю тебе счастливого Нового года, — крикнул из машины Петер.

Поэт запустил мотор и, дав ему немного поработать на холостом ходу, тронулся в путь. Ничего необычного Петер не заметил. Он выехал на безлюдный Шарокшарский проспект. Вскоре вино в радиаторе нагрелось до нужной температуры и в машине сильно запахло горьким настоем токайского, от которого у Петера голова пошла кругом, будто он напился.

И вот Петеру начало казаться, будто он плывет по волнам или переезжает через бесконечные железнодорожные пути. Он попытался было держать баранку в одном положении, но она все время вырывалась у него из рук то вправо, то влево. Тогда Петер решил затормозить и нажал на педаль то́рмоза, но и она не повиновалась ему, сразу же выскочив назад. Не удалось ему справиться и с ручным тормозом, сколько он ни рвал его рукоятку на себя. Петер с испугом заметил, что стрелка спидометра перевалила за цифру девяносто. Машина летела все быстрее и быстрее.

Вдали на дороге показался большой грузовик, который на большой скорости мчался ему навстречу, сердито светя фарами, словно заметив пьяно-бешеный бег «тополино».

Поэт с ужасом ждал, что же будет теперь. Он тяжело дышал, отчего ветровое стекло быстро запотело. Легковушку в самый последний момент рвануло в сторону, но, как только грузовик пронесся мимо, она легко выехала на проезжую часть и покатилась дальше.

Теперь Петер уже не боялся, вспомнив, что пьяных оберегает особый ангел-хранитель. Он, видимо, оберегает и автомобилистов. «Тополино» мчался к железнодорожному мосту, переехал его, потом проскочил еще через один мост и направился к Цитадели, объехал памятник Освобождения и на всей скорости помчался дальше. Внизу блестели Дунай и огни острова Маргит, а когда он поднялся еще выше, то все они слились в одно световое размытое пятно. Шляпа, которую Петер положил рядом с собой на сиденье, как ему теперь показалось, плавала в воздухе перед самым его носом, и он никак не мог возвратить ее на место.