Будь со мной честен - [43]

Думаю, я никогда так не радовалась, услышав, что Мими печатает. Я надеялась, что она не заметит моего опоздания. Я приготовила омлет и салат быстрее, чем вы успеете сказать «пожалуйста, двойной чизбургер с жареной картошкой», и доставила под дверь кабинета. Когда я подошла, машинка затихла. Я постучала, как обычно. Вероятно, Мими стояла под дверью, потому что она открылась в ту же секунду.

– Наконец-то, – сказала она, забирая у меня поднос.

Попалась!

– Я сделала вам омлет, – пробормотала я.

Мими уставилась на меня во все глаза. Обычно она не удостаивала меня даже беглым взглядом.

– Никогда не видела тебя с распущенными волосами, – сказала она. – Ты чего такая красная?

Неужели она видела, как я со счастливой улыбкой выбегаю из гаража?

– Занималась фитнесом, – сказала я.

– Поэтому у тебя мокрые волосы?

– Да. Я после этого приняла душ. Извините, я увлеклась и не посмотрела на время.

Она смотрела на меня так долго, что я испугалась немедленного увольнения. Отправь она меня собирать вещи еще вчера, я бы только обрадовалась. Сегодня я испытывала куда более смешанные чувства.

– Я так рада, – сказала Мими.

Этого я не ожидала.

– Если вы любите омлет, я буду делать его чаще.

– Не в этом дело, Элис. Мне только что позвонил Фрэнк.

– О господи, что случилось? Нужно забрать его раньше?

– Ничего не случилось. Он просил остаться после школы. Поиграть с другом.

– Чудесно, миз Бэннинг, – сказала я, искренне радуясь за Фрэнка.

Будь она мистером Варгасом и не держи поднос, я бы непременно ее обняла.

– Да, чудесно. У Фрэнка наконец появился друг. Он так в этом нуждался.

К тому времени волосы Мими отросли в рваное пикси, и сейчас лицо осветилось неким подобием улыбки. Если прикрыть стесанную бровь, она походила бы на Мими с обложки.

– Послушай, Элис, – добавила она, – когда ты говоришь «миз Бэннинг», мне представляется злобная старуха, которая вызывает полицию, если соседские детишки выбегут на ее газон. Можешь называть меня «Мими».

Я так растрогалась и обрадовалась, что не смогла ответить. Да она и не дала мне такой возможности. Поскольку ее руки были заняты подносом, дверь она захлопнула ногой.

– Расскажешь, как ты нашел друга? – спросила я у Фрэнка, забрав его из школы.

Я изучала его в зеркало заднего вида, пытаясь угадать настроение. Фрэнк сидел, как обычно, с непроницаемым выражением, а одежда – темно-синий пиджак с золотыми инициалами на кармашке, рубашка с галстуком, капитанская фуражка и очки в роговой оправе – придавала ему беспечный вид Тони Кертиса из картины «В джазе только девушки», притворившегося миллионером с яхты, чтобы соблазнить героиню Мэрилин Монро.

– Я предавался одному из своих любимых занятий, – сказал Фрэнк. – Представлял себя капитаном Эдвардом Смитом на мостике «Титаника».

– Понятно.

– А ты знаешь, что налоговая служба выбрала пятнадцатое апреля днем подачи налоговых деклараций в память о богатых людях, которые погибли при этом трагическом инциденте?

– Не может быть!

– На «Титанике» утонул один из самых богатых американцев своего времени, сорокасемилетний Джон Джейкоб Астор IV. А также шестидесятитрехлетняя Ида Штраус и ее муж, шестидесятисемилетний Исидор Штраус, совладелец универмага «Мейсис». И крупный предприниматель Эмиль Брандейс из Омахи, штат Небраска, сорока восьми лет. Я подумал, тебе будет интересно, поскольку ты уроженка Небраски. Когда тело мистера Брандейса выловили из воды, в манжетах его рубашки все еще сверкали бриллиантовые запонки. Я часто размышляю, что с ними сталось.

– Не сомневаюсь. Ты лучше скажи, это правда, что налоговая служба выбрала пятнадцатое апреля в память погибших богачей?

– Многие эксперты считают, что введение дифференцированного подоходного налога в тысяча девятьсот тринадцатом году, вскоре после крушения «Титаника», повлияло на способность простых американцев накапливать крупные личные состояния столь же катастрофически. Так что я думаю, правда.

– Ты не рассказал о своем новом друге.

– Как я уже говорил, я предавался своему любимому занятию, воспроизводя в воображении последние минуты на борту тонущего судна. Она спросила, можно ли ко мне присоединиться.

– А что она хотела делать? – поинтересовалась я. – Переставлять шезлонги на палубе?

– Не понимаю, – возмутился Фрэнк, – зачем переставлять шезлонги, если их вот-вот смоет за борт?

– Тук-тук.

– А-а. Ха-ха. Как бы то ни было, моя новая подруга спросила, можно ли ко мне присоединиться, а я сказал, что буду чрезвычайно рад, если она напоет мелодию, которую играл оркестр, когда судно ушло под воду. Она спросила, «Осенний сон» или «Ближе, Господь, к тебе», и я, разумеется, выбрал «Осенний сон».

– Почему «разумеется»?

– Свидетельства очевидцев противоречивы. Задумчивый минорный вальс, пользовавшийся огромной популярностью в те дни, или слишком очевидный церковный гимн? Когда я выбрал «Осенний сон», моя подруга сказала: «Верно». Она знала обе песни и поняла мой выбор. Это выдает в ней человека незаурядного ума.

«Да уж, – подумала я. – Как в «Касабланке». Из всех забегаловок во всех городах мира она вошла в мою».

– Мы получили такое огромное удовольствие, что решили «утонуть» еще разок после уроков.