Будь ножом моим - [113]

Шрифт
Интервал


Как под дурманом я отправился в его комнату и лег в его кровать, устроившись среди медведей, обезьян и львов


Не думай, – сказала я себе, – следуй за своим чутьем. Я оделась и вышла в дождь. Тут же промокла насквозь. Даже не стала задерживаться, чтобы надеть что-то понаряднее. Не причесалась, ни помады, ничего… Пусть не думает, будто я – пусть не думает


С головой накрывшись его одеялом, я громко закричал, чтобы он попросил прощения и зашел, наконец-то, в дом. Кровь запачкала простыню, и я снова укусил руку


Старая «Мини-Майнор» стояла под навесом, и на мгновение я замешкалась, решив, что этого делать не стоит. Слишком уж много лет я не водила машину, а сейчас не лучшее время начинать, да и прав-то у меня нет, я в этом году даже не оформила новые


Мне вдруг почудилось, что он с кем-то говорит там, на улице. Я перепугался, что старый педофил вернулся и, возможно, даже привел полицию


Я застыла, терзаемая противоречивыми чувствами. И вновь в пучине растерянности и уныния забрезжили во мне эти новые слова: я беременна. Огромное, новое пространство жизни продолжало расстилаться во мне, как будто я каждый раз спрашивала свое тело, и оно отвечало мне «да», тело отвечало «да»


Но он всего лишь разговаривал со сморщенным лимоном – рассказывал ему, что мы считаем, будто он «нарочно все делает медленно», и отвечал себе же самому за лимон. У него еще хватает сил разыгрывать тут спектакли. Лишь бы Мириам позвонила, – подумал я, – и тут зазвонил телефон. Весь на нервах я снял трубку и собрался вылить на нее все, что давно накопилось у меня на душе – против нее и против ее прекраснодушного Амоса. У них-то никогда бы не произошло ничего подобного с ребенком. Они бы сидели и разговаривали, спокойно и вразумительно и состряпали бы вместе какой-нибудь справедливый компромисс


Ты ничего не понимаешь


Но это вообще оказалась Майя, которая приехала в Цфат и не нашла меня на работе. Она была в шоке, когда услышала – ей и в голову не приходило, что он все еще там


Нет, сейчас совсем не время вспоминать навыки вождения – хлещет ливень, я на пределе и семь лет не водила машину (внезапно это показалось мне просто невозможным, на мгновение я вообще забыла, зачем села за руль. Меня охватил страх, что я кого-нибудь задавлю, и жизнь мне после этого будет не мила, и тяжкое бремя обрушится на Амоса). Но начинать сейчас, в моем положении, – у меня вдруг появилось «положение»…


Ну, я и вылил на нее все, что накопилось. Она ведь тоже несет какую-никакую ответственность за то, что здесь творится. Мы ведь вместе приняли утром такое решение – только всегда в конце концов мне приходится его наказывать, а она выходит сухой из воды. Он же мне этого никогда не забудет – с этого самого момента я предстаю перед судом краткой истории его жизни. И какой лютой ненавистью он возненавидит меня за это утро


Под проливным дождем я поспешила к выезду из мошава. Мне теперь нельзя бегать. Я поклялась, что, как только история с Яиром и Идо закончится, я буду себя беречь изо всех сил. Где же Анна, она сказала бы мне по-польски, что я сейчас должна быть осторожна ради двоих. Как же я до сих пор не позвонила Амосу. Но мимо ворот не проезжала ни одна машина, и вокруг не было ни души


И она еще морочит мне голову из Цфата, дублируя все нотации Мириам – про то, что не нужно его ломать, что он еще ребенок и что я сам веду себя по-детски


Стою под дождем, в полном унынии умудряясь еще и смеяться над собой. Только со мной такое могло приключиться – как можно было так помешаться, так всецело посвятить себя другому человеку, чтобы не удосужиться осмыслить явных намеков, посылаемых мне моим телом


Я думал, что тресну от того, как они обе словно сговорились отчитать меня с высоты своих судейских кресел


Я вымокла как тряпка – видимо, выглядела не лучше, – и молилась, чтобы все это волнение не навредило мне, то и дело подбадривая себя мыслью о ребенке там, на улице. Изо всех сил старалась не вспоминать о том, как слепа я была, и о беременности, подкравшейся столь нежданно-негаданно


Все это замечательно, – оборвал я Майю, – но Идо рожден мужчиной, и он отлично понимает правила нашего с ним небольшого поединка, понимает их лучше, чем ты можешь себе представить. Она-то выросла в своем пряничном домике, не получив от своих родителей ни одной вразумительной оплеухи. Но я и не надеялся, что ты поймешь меня. Никто из всех вас не способен этого понять


И, увидев, что ни одна живая душа не собирается помогать мне выбраться из Бейт-Зайта, я вернулась домой и встала под навесом. Если не сделаю этого – чего я вообще стою


Продолжая разговаривать с ней, я подбегаю к окну и вижу, что он снова лежит в кресле: сжавшись в комочек, разговаривает сам с собой и с поразительным спокойствием окунает длинную ветку в лужу, образовавшуюся под креслом. А я-то думал, что он уже впал в летаргический сон от холода или еще чего


Старая «мини» завелась с первой попытки. И в ней даже было полбака бензина. Амос, Амос, нет другого такого! Как же мне, бестолковой, повезло


Не дав Майе договорить, я швырнул трубку и помчался на улицу. По дороге схватил со стиральной машины одеяло и укрыл его, а он даже не взглянул на меня. Я позвал его по имени, он не ответил. Тогда я сел у его кресла прямо в воду, посмотрел на него и произнес про себя: «Попроси прощения»


Еще от автора Давид Гроссман
С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Как-то лошадь входит в бар

Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.


Бывают дети-зигзаги

На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.


Львиный мед. Повесть о Самсоне

Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".


Дуэль

«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.


Кто-то, с кем можно бежать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Рекомендуем почитать
Полет кроншнепов

Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.


Венок Петрии

Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».


Пропавшие девушки Парижа

1946, Манхэттен. Грейс Хили пережила Вторую мировую войну, потеряв любимого человека. Она надеялась, что тень прошлого больше никогда ее не потревожит. Однако все меняется, когда по пути на работу девушка находит спрятанный под скамейкой чемодан. Не в силах противостоять своему любопытству, она обнаруживает дюжину фотографий, на которых запечатлены молодые девушки. Кто они и почему оказались вместе? Вскоре Грейс знакомится с хозяйкой чемодана и узнает о двенадцати женщинах, которых отправили в оккупированную Европу в качестве курьеров и радисток для оказания помощи Сопротивлению.


Сумерки

Роман «Сумерки» современного румынского писателя Раду Чобану повествует о сложном периоде жизни румынского общества во время второй мировой войны и становлении нового общественного строя.


Не ум.ru

Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!


Начало всего

Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.


Кроха

Маленькая девочка со странной внешностью по имени Мари появляется на свет в небольшой швейцарской деревушке. После смерти родителей она остается помощницей у эксцентричного скульптора, работающего с воском. С наставником, властной вдовой и ее запуганным сыном девочка уже в Париже превращает заброшенный дом в выставочный центр, где начинают показывать восковые головы. Это начинание становится сенсацией. Вскоре Мари попадает в Версаль, где обучает лепке саму принцессу. А потом начинается революция… «Кроха» – мрачная и изобретательная история об искусстве и о том, как крепко мы держимся за то, что любим.


Небесные тела

В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.


Бруклинские глупости

Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.


Лягушки

История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?