Будь ножом моим - [101]

Целый час я в плену кромешного безумия и невероятного возбуждения. За это время собрала несколько десятков бумажных шариков, которые Йохай рассовал по углам. Разложила небольшую композицию на кухонном столе. Потом раскрыла их один за другим, расправляя рукой, снова скомкала и рассыпала по углам. Несомненно, есть что-то в этом занятии – комкать бумагу. К полуночи разум начал возвращаться ко мне покалываниями острой иглы – так бывает, когда кровь приливает в затекшую руку.

В утренней лотерее мне вновь выпало последнее письмо из Тель-Авива: «…ты берешь от меня искру, чтобы разжечь в себе жизнь».

Читаю в отчаянии. Не понимаю этого тона – жалующегося и обвиняющего. Ведь сама я только радуюсь, если кто-то – ученик, подруга, Амос – «берут от меня искру».

Только бы брали! Так мало берут.

Хочу, чтобы каждый раз, когда зеленый человечек с Марса смотрел в мою сторону, он видел, как от каждого моего прикосновения к людям кругом рассыпаются искры.

…Стоило мне выйти из дома, «реальность» не замедлила отреагировать: остановившись на перекрестке а-Мекашер, я сильно чихнула. Загорелый, светловолосый парень, проходивший мимо с рюкзаком за плечами, глубоко втянул воздух и засмеялся: «Даже твои микробы, душенька…»

Идиотская ссора с А., начавшаяся с того, что он предложил мне отправиться в отпуск. Проветриться. Возможно, даже за границу. А я набросилась на него – мол, он, очевидно, предпочитает, чтобы я сейчас оказалась где-нибудь подальше, потому что ему трудно выносить это мое состояние. Абсолютно безосновательная чушь, не имеющая никакого отношения к реальности, но меня понесло. Я чувствовала, как изнутри у меня брызжут струи яда, мои внутренности горели… Я произносила страшные слова, слыша, словно со стороны, как зачитываю текст из какой-то дешевой мелодрамы. Видимо, у него уже завелась какая-нибудь любовница, и если он хочет побыть с ней в мое отсутствие, пусть поищет менее очевидный предлог. Его лицо вытянулось и побелело. Он пытался меня успокоить и при этом выглядел таким испуганным и взволнованным, что у меня чуть сердце не разорвалось. Но меня уже было не остановить. Будто горящий кабель разматывался, сжигая меня изнутри. Безумная смесь боли и необъяснимого наслаждения. И тут я выпалила что-то о нем и об Анне (чего на самом деле никогда не думала и не напишу), и он скривился, как от пощечины. Ушел из дому, хлопнув дверью, и вернулся под утро, после того, как я, в ночных кошмарах, успела представить его в самых разных местах. Я попросила прощения – и он простил меня. Но сумеет ли он когда-нибудь забыть мои слова и простить по-настоящему? Атмосфера в доме вежливая, но воздух пахнет паленым. И Йохай, который был свидетелем всей этой сцены, прилип к Амосу, не желая отходить от него ни на шаг. Он смотрит на меня по-новому, будто вдруг впервые понял, что тут к чему.

Еще одна вспышка вечером, видно, из-за нервного перенапряжения. На этот раз поводом послужил фенитоин, который он вдруг отказался принимать. Разошелся, разбил еще одно окно, поранил руку. Амос не стерпел и вышел немного прогуляться. Я долго сражалась с Йохаем в одиночку, прежде чем сумела хоть немного его утихомирить (он уже сильнее меня!), и тем временем он снова расковырял рану на лбу. Уже не знаю, что и придумать, чтобы он не сдирал корочку. Дикое наслаждение, с которым он это делает, сводит меня с ума (и при этом до боли знакомо мне). Затем, когда я, наконец, сумела уложить его в кровать, он знаками попросил привязать его – этого мы уже много месяцев не делали. Амоса не было рядом, и я сама приняла решение, в который раз поразившись, как быстро это его успокоило. Я массажировала ему ступни и тихонько пела, пока он не заснул – быть может, мирный договор между нами восстановлен.

После этого я обессиленно распласталась перед телевизором. Я совершенно выдохлась. Мне казалось, что через несколько минут, если не произойдет какое-то чудо, меня просто не станет, и я даже не почувствую при этом боли.

И, как всегда, случилось чудо. Шла еще одна «моя» передача об одном из затерянных племен – Амос подозревает, что BBC изобретает эти племена специально для меня. В этот раз – об одном из племен Сахары. Раз в год они перекочевывают на новое пастбище, после чего наступает неделя бурных празднований. Девушкам в это время подбирают женихов. Каждая выбирает двоих юношей и проводит с ними первую ночь. Одна девушка, очень красивая, сказала на камеру: «Сегодня я превращусь в женщину». Несколько недель она будет сожительствовать с обоими, но потом выйдет замуж за третьего…

Ее показали после первой ночи. Она сидит с двумя мужчинами и расчесывает кудри одному из них. Он смеется и говорит второму: «Видишь, ночью она больше любила тебя, а сейчас – меня».

Вроде ничего не произошло, но я почувствовала, как постепенно возвращаюсь из какого-то мрака.

Ведь прожив с человеком жизнь (сказал Амос позже на кухне, после того, как мы заключили перемирие), можно вместе пройти сквозь полный спектр человеческих чувств… А я добавила: «И животных тоже». Он закрыл глаза и помолчал о чем-то своем. На мгновение в его лице (уже усталом и таком домашнем) мелькнуло выражение, которое когда-то меня очень напугало, – напоминавшее о временах и событиях, в которых меня нет. И отчего-то это меня обрадовало, и даже принесло облегчение. Словно передо мной только что вращался кристалл, полный лиц и теней, который, совершив оборот, снова остановился на знакомых чертах. В этом нет лицемерия, это – его лицо сейчас и, в то же время, все его лица, вместе взятые. Я преисполнилась любовью, какой уже несколько недель не чувствовала к нему. Не испытывала к нему и из-за него. Я подумала о том, какое это счастье, что я уже не девушка, а он уже не юноша. Как же я люблю его морщины.