Будь ножом моим - [100]
Просто невероятно, что он сидел так тихо, со стоическим, почти царственным спокойствием. Лишь слегка мычал и раскачивался, останавливаясь, чтобы откусить кусочек бурека. Периодически кокетливо поднимал глаза, будто хотел сказать: «Вот видишь? Все зависит только от моего желания…»
Даже когда я укорачивала ему челку, даже когда несколько волосинок попали ему в рот (!). Что это? Я не узнаю собственного ребенка! Можно было бы подумать, что он действует осознанно, извиняясь за страшный припадок ярости, случившийся в полдень, когда мы с Амосом пытались подстричь его вместе. Может, и правда так.
Каждый раз, когда я забываю, у него получается по-своему, мягко и без слов, напомнить мне.
Что будет, когда у него начнут расти усы и борода? Как мы будем его брить? Может, когда будет спать особенно глубоким сном, какой у него бывает после припадков. Что ж, у меня пока нет четкого плана.
Через два или три года нам во второй раз придется разлучиться со своим ребенком, а пока что у нас есть благословение детства. Как он будет выглядеть через пять лет? Я не могу даже представить, не сейчас. У Анны были легкие, игривые локоны, но Анна была темненькой; Амос тоже темноволосый. Кажется, Йохай унаследовал мягкие и светлые волосы от меня (а еще неуклюжесть, неуверенность в себе и неприкаянность в этом мире)…
Так что же будет через десять лет? Через двадцать? Чужая комната. Чужие люди. Колючие шерстяные одеяла.
Когда его терпению пришел конец, он поднялся, – наполовину постриженный, – но даже тогда не убежал. Продолжил медленно ходить по коридору, но ни разу не взбунтовался против того, что я продолжила стричь ему волосы на ходу. Пусть на ходу, на бегу, в танце или в прыжке. Такие благословенные моменты случаются не каждый день. Амос с ума сойдет, когда проснется.
И когда я уже заканчивала, он сделал мне знак, что хочет пойти спать. Позволил мне сбрызнуть ему затылок лосьоном Амоса после бритья, который ему так нравится. Еще мне удалось несколько раз быстро поцеловать его, после чего он отправился спать в сонном умиротворении.
Я жду восхода. Мне тоже нужно поспать хотя бы еще час, прежде чем начнется этот длинный день. Дом устлан завитками волос, и я едва сдерживаюсь, чтобы не разбудить Амоса и не рассказать ему. Чтобы увидеть его особую улыбку, которую он припасает для таких новостей. Как жаль, что я не могу послушать музыку прямо сейчас – Третий квартет идеально подошел бы. Ты подождешь до утра, Людвиг ван? Не знаю, почему я злилась на тебя пару дней назад – как я могла забыть, что ты так полон жизни и оптимизма?
Моя общественная жизнь становится подозрительно насыщенной. Утром – встреча в кафе «Атара» с Ариэлой. Мы впервые встречаемся, чтобы поговорить вне учительской. Бедная Ариэла слегка напугана мной, чувствуя, что я ее «изучаю». В какой-то момент она прямо сказала, что, несмотря на искреннюю симпатию, которую она ко мне испытывает, ее все же смущают столь интимные беседы в самом начале дружбы. Что я могла ответить? Что я, видимо, уже слишком привыкла к такого рода беседам? Что не рассказывать всего, без недомолвок, человеку, который, как кажется, способен понять меня, вдруг стало для меня нестерпимым?
Не думаю, что мой изначальный энтузиазм был опрометчив. Ариэла умница-разумница (и все же я всегда помню, что она моложе меня на несколько решающих лет).
Самым запоминающимся из нашей встречи было вот что: разоткровенничавшись, она сказала, что если ее Гидеон «сходит налево» разок-другой, она, конечно же, испытает страшную боль, но преодолеет себя и останется с ним. Но если он посмеет в кого-то влюбиться, она его тут же бросит («в ту же самую минуту!»). И тут уж я возмутилась – ведь боль, которую сейчас причиняет мне разочарование в близком человеке, непонимание между нами просто невыносимо… Я ответила, что для меня все наоборот: если бы я узнала, что Амос просто «сходил налево», я бы заслуженно перестала его уважать, возможно, расхотела бы с ним быть. Но если вдруг он влюбится? Если вдруг ему вновь доведется испытать это самое живое и чудесное чувство из всех? Это сделает его лишь краше в моих глазах.
Я видела, как ее взгляд отдаляется. На мгновение она подняла на меня взгляд тех самых, еще не созревших глаз. Это было невыносимо. Меня захлестнула внезапная паника, и я схватила ее за руку. Она испугалась: «Мириам, ты в порядке?»
Сейчас нашла у К. идеальный рецепт полного счастья: верить, что в тебе существует нечто нерушимое, неиссякаемое, – и не желать его.
Но сегодня утром я вновь почти разуверилась, что во мне есть какая-то нерушимая основа. Вместо этого я желаю чего-то вне меня. А это что-то, по всей видимости, стремительно разваливается на части.
(Пока я это писала, вошла Нили, и я решила узнать ее мнение. Спросила: «Нили, как думаешь, я когда-нибудь буду счастлива? Если да – пошевели левым ухом, если нет – правым». И что же сделала кошка? Пошевелила обоими.)
Может, он уже давно осознал, что из этой точки нет возврата? (не только домой, а вообще).
Амос в Беэр-Шеве, повышает квалификацию на двухдневных курсах. Я в последние два дня представляю различные сцены. Кружу вокруг телефона. Могу сейчас же призвать его сюда (обманываю я себя). Могу тронуть его за слабое место, за эту постоянно натянутую в нем струну. Прошепчу в трубку как в низкосортной мелодраме: «Мужа нет дома», и он не устоит перед соблазном.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Целая жизнь – длиной в один стэндап. Довале – комик, чья слава уже давно позади. В своем выступлении он лавирует между безудержным весельем и нервным срывом. Заигрывая с публикой, он создает сценические мемуары. Постепенно из-за фасада шуток проступает трагическое прошлое: ужасы детства, жестокость отца, военная служба. Юмор становится единственным способом, чтобы преодолеть прошлое.
На свое 13-летие герой книги получает не совсем обычный подарок: путешествие. А вот куда, и зачем, и кто станет его спутниками — об этом вы узнаете, прочитав книгу известного израильского писателя Давида Гроссмана. Впрочем, выдумщики взрослые дарят Амнону не только путешествие, но и кое-что поинтереснее и поважнее. С путешествия все только начинается… Те несколько дней, что он проводит вне дома, круто меняют его жизнь и переворачивают все с ног на голову. Юные читатели изумятся, узнав, что с их ровесником может приключиться такое.
По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась - в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне...По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.
Выдающийся израильский романист Давид Гроссман раскрывает сюжет о библейском герое Самсоне с неожиданной стороны. В его эссе этот могучий богатырь и служитель Божий предстает человеком с тонкой и ранимой душой, обреченным на отверженность и одиночество. Образ, на протяжении веков вдохновлявший многих художников, композиторов и писателей и вошедший в сознание еврейского народа как национальный герой, подводит автора, а вслед за ним и читателей к вопросу: "Почему люди так часто выбирают путь, ведущий к провалу, тогда, когда больше всего нуждаются в спасении? Так происходит и с отдельными людьми, и с обществами, и с народами; иногда кажется, что некая удручающая цикличность подталкивает их воспроизводить свой трагический выбор вновь и вновь…"Гроссман раскрывает перед нами истерзанную душу библейского Самсона — душу ребенка, заключенную в теле богатыря, жаждущую любви, но обреченную на одиночество и отверженность.Двойственность, как огонь, безумствует в нем: монашество и вожделение; тело с гигантскими мышцами т и душа «художественная» и возвышенная; дикость убийцы и понимание, что он — лишь инструмент в руках некоего "Божественного Провидения"… на веки вечные суждено ему остаться чужаком и даже изгоем среди людей; и никогда ему не суметь "стать, как прочие люди".
«Я был один, совершенно один, прячась под кроватью в комнате, к дверям которой приближались тяжелые страшные шаги…» Так начинает семиклассник Давид свой рассказ о странных событиях, разыгравшихся после загадочного похищения старинного рисунка. Заподозренного в краже друга Давида вызывает на дуэль чемпион университета по стрельбе. Тайна исчезнувшего рисунка ведет в далекое прошлое, и только Давид знает, как предотвратить дуэль и спасти друга от верной гибели. Но успеет ли он?Этой повестью известного израильского писателя Давида Гроссмана зачитываются школьники Израиля.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».
Ближайшее будущее. Льды Арктики растаяли. Туристический бизнес открывает новые горизонты, и для желающих достичь ранее недоступные места запускаются новые экспедиции. Пассажиры круизного лайнера мечтают увидеть белого медведя, а вместо него им придется найти еще нечто более удивительное – мертвое тело во льду. Кто этот человек? Был ли он жертвой незнакомцев или самых близких людей, безжалостно его предавших? Вместе со льдом растают и коварные тайны прошлого.
В самолете, летящем из Омана во Франкфурт, торговец Абдулла думает о своих родных, вспоминает ушедшего отца, державшего его в ежовых рукавицах, грустит о жене Мийе, которая никогда его не любила, о дочери, недавно разорвавшей помолвку, думает о Зарифе, черной наложнице-рабыне, заменившей ему мать. Мы скоро узнаем, что Мийя и правда не хотела идти за Абдуллу – когда-то она была влюблена в другого, в мужчину, которого не знала. А еще она искусно управлялась с иголкой, но за годы брака больше полюбила сон – там не приходится лишний раз открывать рот.
Натан Гласс перебирается в Бруклин, чтобы умереть. Дни текут размеренно, пока обстоятельства не сталкивают его с Томом, племянником, работающим в букинистической лавке. «Книга человеческой глупости», над которой трудится Натан, пополняется ворохом поначалу разрозненных набросков. По мере того как он знакомится с новыми людьми, фрагменты рассказов о бесконечной глупости сливаются в единое целое и превращаются в историю о значимости и незначительности человеческой жизни, разворачивающуюся на фоне красочных американских реалий нулевых годов.
История Вань Синь – рассказ о том, что бывает, когда идешь на компромисс с совестью. Переступаешь через себя ради долга. Китай. Вторая половина XX века. Наша героиня – одна из первых настоящих акушерок, благодаря ей на свет появились сотни младенцев. Но вот наступила новая эра – государство ввело политику «одна семья – один ребенок». Страну обуял хаос. Призванная дарить жизнь, Вань Синь помешала появлению на свет множества детей и сломала множество судеб. Да, она выполняла чужую волю и действовала во имя общего блага. Но как ей жить дальше с этим грузом?