Будь моим первым - [6]

Отец словно видит это, хотя между нами много тысяч километров, — все же он неплохо меня знает. Как облупленную! Папа переводит тему:

— Скинь мне номер того врача, что прибыл первым и принял мою внучку.

— Он не возьмет денег. Он приехал, потому что я попросила. Он друг, — ловлю себя на том, что улыбаюсь. Впервые за день. — Мой друг.

— Посмотрим. Но номер скинь, предложить-то надо. Нехорошо.

— Ну да, бесплатно-то со мной никто не станет общаться, — бубню.

— Повтори-ка? Что-то со связью, плохо слышу.

— Ничего, пап, это телевизор. Сейчас скину. Ты напиши потом, взял он деньги или нет.

— Зачем?

— Просто интересно.

А еще важно. Почему-то очень для меня важно.

— Ты мне ничего про него не хочешь рассказать? Сколько ему лет? Откуда у тебя взрослые друзья? — папин голос становится не то игривым, не то строгим. Что-то между. Таким же тоном дальние родственники интересовались, есть ли у меня женихи. Когда мне было девять.

— Па-а-апа-а-а-а, — тяну укоризненно.

— Хорошо, я напишу.

Сбросив, наконец, вызов, я возвращаюсь к своим делам. Смотрю расписание занятий на завтра, гадаю, как бы незаметно испортить Насте настроение… И еще размышляю, пригласит ли Илья меня на свидание? На настоящее, полноценное свидание!

Он очень отличается от всех парней, с которыми я до этого флиртовала или дружила. Большинство из них мечтает закрутить роман с дочерью бизнесмена Барсукова. Заглядывают мне в рот, охотно идут на контакт. Ветров же все время переносит наши встречи! Динамит меня, притворяется, что есть дела поважнее!

Я, Полина Барсукова, предложила ему заняться любовью! Да половина парней нашего универа умерли бы от радости. Вторая половина — стянули бы трусы немедленно. Ветров же пообещал как-нибудь угостить кофе.

Зачем-то в очередной раз пробегаю глазами все наши переписки. Он забавный! А еще так смешно отреагировал на предложение стать моим первым. После этого начал обращаться ко мне «моя девочка». Будто я уже «его». Какая идиотская банальщина! Аж волоски дыбом от этих его слов. И приятно так, сладко на душе. Я попала в беду, и мой парень сорвался, приехал и спас мою сестру. Ради меня.

Мой парень.

Курил сигарету из моих рук…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Дела у меня в последнее время идут не очень хорошо, я часто ссорюсь с друзьями, много времени провожу в одиночестве. А с ним мне как-то… иначе, что ли? Он взрослый и будто с другой планеты. Не такой взрослый, как папины друзья, но почти такой же надежный. С ним я робею и не решаюсь спорить. Все больше слушаю.

Сверху всплывает окошко, короткое сообщение от отца: «Взял».

Всего одно слово, но я сразу понимаю, о ком речь.

Осторожно откладываю сотовый на стол и смотрю в окно. Молчу. Только сердце колотится.

Ну вот, все правильно. Врач выполнил работу, получил за это вознаграждение. Щедрое. Ничего личного. Вообще ничего личного.

Что же оно так колотится-то! И слезы подкатывают.

Глава 7

Илья

— И как там твоя принцесса? — спрашивает коллега во время операции.

Часовой остеосинтез бедренной кости подходит к концу, пациент, несмотря на преклонный возраст, переносит хорошо. Близится вечер, четвертая плановая операция, народ устал и хочет отвлечься.

Интересно, еще хоть кто-то не в курсе событий, что происходят в моей личной жизни? Которой я занимаюсь, на минуточку, в свое нерабочее время.

А с чего все началось? Главврачу позвонил «сам Барсуков», как мне передал потом завотделением дословно… Хотя даже не так. Он сказал: «САМ Барсуков позвонил и поблагодарил!»

За спасение роженицы и новорожденного меня поощрили уважительным хлопком по спине, а потом, конечно, отругали, что полез. Случись беда, искали бы крайнего. Родственники крайними быть не любят, акушерку ищи по городу, она уже и номер телефона сменила, наверное. Будет лгать и отпираться до последнего вздоха, уверяя, что ее там не было.

А я — такая удобная мишень. Врачебная ошибка и прочее. Завотделением хирургии — мужик отличный, как отец нам всем родной. Вот только я бы лучше сиротой остался.

Меня прямо с утра вызвали в кабинет. Не успел зайти и закрыть за собой дверь, как услышал:

— Тебя переводят на новое место.

Аж дар речи потерял. Смотрю на завотделением — ему хорошо за шестьдесят, высокий тучный мужчина, до сих пор блестящий хирург. Взгляд — суровый, погоняло — Пушкин, потому что Александр Сергеевич. Он хмурится и кивает головой, дескать, такие вот новости. Рядом с ним еще один хирург и его лучший друг — Чернов. Личность неприятная, если не сказать противная, погоняло среди коллег — нелитературное. Смотрит на меня с сочувствием.

Ппц.

— Хоть не на Камчатку? — спрашиваю сразу, припомнив свое первое распределение в такие е*еня, что сбежал оттуда в горячую точку. От смертельной скуки.

Тот губы поджал, насупился. Молчит, не знает, как сказать мне.

— Я ж только с декабря работаю, полгода не прошло, — понимаю, что бесполезно, но вот так сразу принять новости — не получается.

На лице Пушкина ни тени улыбки.

— Я боролся, но ничего сделать не мог, — оправдывается он. — Сам понимаешь, сверху дали сигнал, — при этом он бросает скорбный взгляд на потолок, там пыльная люстра. Он тоже думает о том, что хорошо бы ее помыть, на пару секунд забывая о моей судьбе.