БСФ. Том 2-й дополнительный. Рэй Брэдбери - [73]

Всячески он пытается оправдать свое решение, успокоить совесть. Мол, Джон Кенделл только «помог мне выйти из игры, прежде чем я выдохся». Брэдбери охотно дает слово бывшему восходящему светилу литературы, подробно высвечивает положительные последствия самоотказа, духовного самоубийства. Это и спокойная жизнь, и наслаждение простыми радостями, и прочный достаток, и семейное благополучие.

Но мы-то ощутим, что Дадли Стоун — никто, живой мертвец, мир о нем забыл, ибо он предал не только себя, но и его. Дадли Стоун и сам понимает, что он уже не человек, а его жизнь — не жизнь, а иллюзия, существование робота. Счастливым он себя не чувствует. «Он меня убил», -с горечью говорит несостоявшийся Моцарт.

Отношение к смерти и чувство собственного достоинства — две стороны одной медали. Смертельный шок может возвысить человека, как случилось с поэтом Харпуэллом в городе на Марсе, а может и обесплодить слабых людей вроде писателя Дадли Стоуна. Во всех случаях страх смерти оказывается на самом деле страхом перед жизнью, боязнью ее утраты. Поработиться этим страхом или бросить ему вызов — зависит от человека. Рэй Брэдбери художественно исследует обе возможности в научно-фантастических рассказах «Машина до Килиманджаро» и «О скитаниях вечных и о Земле», героями которых выступают реальные личности — классики современной американской литературы Эрнест Хемингуэй и Томас Вулф.

Рассказ «Машина до Килиманджаро» ведется от первого лица. Почитатели Хемингуэя построили машину времени, и автор отправился на ней в горы близ Кетчума и Солнечной долины, к могиле писателя. Зачем понадобилось это путешествие? Чтобы продлить жизнь, перенести любимого человека в будущее? Нет, такой замысел противоречил бы мироощущению Хемингуэя, его личности, его творчеству.

В сущности, Брэдбери средствами научной фантастики подступает к труднейшим проблемам литературы и предлагает свою убедительную концепцию жизни и творчества Хемингуэя. Концепция получается экономная и зримо-наглядная. Когда-то несколько похожим приемом пользовался, например, Данте в «Божественной комедии», перенося себя в мир умерших и беседуя с духами великих людей. А Брэдбери благодаря фантастической машине времени получает возможность беседовать с Хемингуэем в реальной обстановке его жизни.

И когда на всякий случай автор спрашивает Хемингуэя: «А вы не хотите вперед?», тот ответил после недолгого раздумья: «Не знаю, не уверен». Но отправиться на десять лет назад, чтобы умереть у вершины Килиманджаро, он соглашается с восторгом. Нельзя без волнения читать диалог автора и Хемингуэя, настолько трагическими намеками и недосказанностями — а без них в такой серьезной теме, как смерть, не обойтись — он пронизан.

Пожалуй, ни в воспоминаниях современников, як в исследованиях специалистов образ Томаса Вулфа не воссоздан с таким реализмом, как в рассказе Брэдбери «О скитаниях вечных и о Земле». Почитатели Томаса Вулфа из будущего XXIII столетия тоже строят машину времени, но на этот раз именно для того, чтобы продлить — увы, всего на какой-то месяц — творческую жизнь писателя, безвременно погибшего от пневмонии в возрасте 38 лет. Вулф всегда был переполнен творческими планами, особенно перед смертью. Ему в отличие от Хемингуэя было что довершать сразу же после воскрешения из мертвых

Возможно, Брэдбери знал последнее письмо Томаса Вулфа, написанное 12 августа 1938 года в Сиэтлском госпитале за месяц до смерти (оно было опубликовано в 1956 году). В этом загадочном письме Томас Вулф, изо всех сил боровшимся со смертельным недугом, сообщает: «Я совершил долгое-путешествие и побывал в удивительной стране, и я очень близко видел черного человека (имеется в виду «черный человек», который посетил также Моцарта перед смертью. — В.С. )… Я чувствую себя так, как если бы сквозь широкое окно взглянул на жизнь, которую не знал никогда прежде…»

И в письме есть строка: «Больше всего на свете я хочу жить!».

Рэй Брэдбери ставит Томаса Вулфа, как и Дадли Стоуна, перед выбором — или физически умереть с надеждой на воскрешение, или остаться в живых, но ценой предательства и творческого самоубийства. Месяц истек, Вулфу предстоит возвращаться в могилу. Что он выберет — XX век или XXIII? Вулф не посрамил наших современников. Он выбирает свою судьбу, слитную с судьбой космоса, он выбирает наш век и остается навеки в славе, сохранив свое достоинство, свое творческое лицо.

Тема человеческого достоинства перед лицом физической и духовной смерти постоянно волнует Рэя Брэдбери, и ответы на трагические «вечные вопросы» он дает совсем не тривиальные. В построенной им философской системе смерть физическая иллюзорна, она лишь рубеж жизненного выбора, а смерть духовная страшнее и реальнее. Путь же к реальному бессмертию открывает современная наука и техника.

Подобная философская модель человека не нова. В начале нашего века ее разработал скромный библиотекарь Румянцевского музея в Москве Николай Федорович Федоров, учитель К.Э.Циолковского. В своей книге «Философия общего дела» Н.Ф.Федоров писал о том, что развитие науки и техники обязательно приведет к возможности воскрешать умерших по оставленным ими в космосе следам. Поэтому каждый человек должен самосовершенствоваться, чтобы явиться на суд потомков с достойным творческим багажом и полным стремления к высшим духовным ценностям, к своему максимальному творческому предначертанию.