Брошенная в бездну - [17]

– Я не хотела бы вводить вас в излишние расходы.

«Да, может, хозяин не возьмёт с меня ни куруша, ведь я взялся вести его дело», – мелькнуло в голове у Мазхара. Однако гордость мгновенно заставила его отказаться от этой мысли.

– Ну а вам-то от этого какой ущерб?

– Мерси! Но я вообще не люблю вино. По-моему, король всех напитков – ракы.

– О, ракы! – встрепенулся Мазхар и хотел было подняться.

– Не торопитесь, – потянула его за рукав Жале. – У нашего хозяина всегда один ответ: «запрещено!»

– Я адвокат вашего хозяина, – доверительно сказал Мазхар.

– Ах, вот как! – протянула Жале и сразу сменила тему разговора: – Вы, надеюсь, женаты?

– К сожалению, – поморщился Мазхар.

– К сожалению? Странно! Вы недовольны своей женой?

Мазхар спохватился. Было просто неловко посвящать женщину, с которой он только что познакомился, в свои домашние дела…

– Гарсон, дружок!

– Что прикажете, эфенди? – мгновенно подлетел тот.

– Не сможешь ли ты достать для нас бутылочку ракы?

– В нашем баре запрещается… Но только не для вас, конечно… Одним словом, будет исполнено, – сказал он, подобострастно улыбаясь. И, наклонясь к уху Мазхара, прошептал:

– Я приятель Рызы.

– Какого Рызы? – не сразу понял Мазхар.

– Да того самого, который живёт напротив вашего дома.

– А-а! Рыза-эфенди! Так что же?

– Поскольку вы у нас, эфенди, не забудьте, пожалуйста, переговорить с хозяином. Ведь вы обещали. А у нас как раз есть одно свободное место.

– Хорошо! Только напомни мне ещё разок.

– Слушаюсь, эфенди!

Гарсон опрометью кинулся выполнять заказ. Жале не забыла о том, что не получила ответа на свой вопрос.

– Простите, вы, кажется, сказали, что не совсем довольны своей супругой?

Долгие годы Мазхар запрещал себе говорить с кем-нибудь о своих семейных делах. Но сейчас, под влиянием выпитого, подумал, что можно нарушить этот запрет.

Услышав его исповедь, Жале воскликнула:

– Как похожи наши судьбы, Мазхар-бей! – И, глубоко вздохнув, продолжала: – Я, как и вы, не смогла поймать птицу счастья… Мой муж был маленьким, тщедушным, трусливым. Муравья не обидит. Вся радость жизни для него состояла в том, чтобы в одной из самых больших мечетей Стамбула ежедневно совершать все пять намазов. Да ещё поиграть в тавла[6]. Всему остальному он не придавал никакого значения. Я была для него служанкой и значила для него не больше, чем стол, стул, сундук – словом, чем какая-нибудь мебель. Я была товаром, за который он заплатил деньги, и мне надлежало делать только то, что прикажут.

Представьте себе жизнь затворницы. Даже окна наши были забраны решёткой. Выходить на улицу мне разрешалось лишь изредка и, конечно, закутанной с головы до пят в чаршаф. Меня всегда сопровождала свекровь, и была она такой же, как и её сын. Направо не смотри – грех, налево не смотри – грех! Лица не открывай! Не смейся! А между тем я… Я была создана человеком, жаждавшим общения с людьми, жаждавшим свободы.

Конец вы можете себе представить без труда, Мазхар-бей.

– Почему же вы не вернулись к своему отцу?

– Я вернулась, – сказала Жале, и по её щекам скатились две прозрачные капли. – Но дверь захлопнули перед моим носом. Отец ничем не отличался от мужа, если дело касалось религии или семейной чести.

Они проговорили до поздней ночи, забыв об окружающем, и даже ни разу не потанцевали.

Наконец Мазхар решился задать вопрос, который долго вертелся у него на языке:

– Как вы попали сюда?

В огромным зелёных глазах Жале вспыхнули огоньки.

– Попала? О нет, – запротестовала она. – Я поступила в бар по собственному желанию.

– В таком случае простите, беру свои слова на зад. Но скажите, однако, что побудило вас…

– Возможно, сыграло роль желание вознаградить себя за те годы, которые я прожила со своим никчемным, немилым мужем… Но, вообще говоря, то была простая случайность.

Жале отпила немного из рюмки. Её глаза подёрнулись дымкой, взгляд стал рассеянным. Думая о чём-то своём, она принялась расправлять складки измявшегося платья и провела рукой по груди. По телу Мазхара пробежала огненная волна.

– А что было потом? – спросил он глухим, прерывающимся голосом.

– Потом?.. Даже не знаю… Иногда мне становится грустно. Особенно по ночам, когда я прихожу из бара в свою комнату. Я бросаюсь на кровать и плачу. Нет, не о такой жизни я мечтала! Моя бедная мамочка частенько говорила: «Стисни зубы, дитя моё, Нериман! Аллах милостив, всё кончится хорошо».

– Так ваше настоящее имя Нериман?

– Да.

– Разрешите мне называть вас этим именем.

– Прошу вас. Это доставит мне удовольствие.

– Однако вы ещё не рассказали, как же кончилась ваша семейная жизнь.

– Я долго слушалась материнских советов и старалась покрепче стиснуть зубы. Терпела недели, месяцы, годы… Потом поняла, что можно сломать зубы, но судьбы этим не изменишь. От неё нечего было ждать. И однажды восстала. Вот как случилось, что я покинула мужа…

– Чем занимался ваш муж?

– Муж был очень богат. Он держал в Султанхамаме[7] большой магазин тканей. И работал, работал, не покладая рук, чтобы стать ещё богаче. Для чего? Вряд ли он мог бы ответить на этот вопрос. А к чему мне было это богатство? Для меня счастье заключалось не в деньгах. Ведь я любила жизнь и тянулась к её радостям. Я мечтала о том, чтобы муж заключил меня в объятия, от которых захватило бы дух. А он… с первой брачной ночи, едва ложился в постель, как поворачивался ко мне спиной и храпел до рассвета.