Бронзовый грифон - [16]

Глава тайного сыска задумался.

Мастер не торопил его. Сидел, закинув ногу за ногу, и задумчиво покачивал носком сапога.

– Что ж… – проговорил дель Гуэлла наконец. – Сам Триединый, очевидно, послал нам в руки этих студентов. Аксамалианский университет всегда был оплотом вольнодумства. Пора раздавить эту заразу кованой подошвой…

– При чем тут университет? – возразил сыщик. – Одна паршивая овца…

– Вот именно! Все стадо портит. Займись-ка ты студентами. Или, правильнее сказать, бывшими студентами.

– Какое их ждет наказание? – пристально взглянул на собеседника Мастер.

– Строго по закону. – Т’Исельн погладил лежащие перед ним листы бумаги, словно это был уже подписанный приговор нарушителям правопорядка. – Из университета, само собой, вылетят. Не удивлюсь, если приказ на отчисление будет подписан деканом еще до рассвета. А потом, скорее всего, каторга. Каменоломни, рудники или лесоповал. Возможно, строительство дорог, но это вряд ли… Туда стараются брать сельских жителей – они лучше работают. В военное время каторгу заменили бы на армейскую службу, но, хвала Триединому и мудрому императору, да живет он вечно, Сасандра пока ни с кем не воюет. Офицерам же разжалование, лишение дворянского звания, батоги, а потом все то же самое. За одним исключением. В армию их могут взять. В какой-нибудь завшивевший гарнизон на окраине. Без права выслуги из рядовых.

– Радужно, ничего не скажешь.

– Указ императора.

– Причем, если бы они это устроили завтра, отделались бы, в худшем случае, выплатой штрафа в магистрат, так?

Дель Гуэлла развел руками – ну что, мол, попишешь, если его императорскому величеству взбрела в голову такая блажь?

– Что я им предложу, если они согласятся нам помогать? – прямо спросил Мастер.

– Замену каторги изгнанием, – отвечал начальник. Подумал и добавил: – Пожизненным. И чтобы ноги их в Аксамале не было.

– Думаю, они согласятся, – невесело усмехнулся сыщик.

– И я так думаю, – согласился дель Гуэлла. – Иди работай. Да! Погоди. Я хочу, чтобы ты знал мнение его императорского величества и старшего жреца. Шпионы – это хорошо. Поймаем, враги новых подкупят. Не поймаем, будем за старыми гоняться. Его императорское величество, да живет он вечно, считает, что главный вред устоям Сасандры наносят не шпионы Айшасы или там Мораки, а наши, внутренние вольнодумцы.

– Вольнодумцы и заговорщики – дешевые болтуны, – твердо произнес Мастер. – Какой вред они могут нанести великой и могучей Империи?

– По мнению его императорского величества, очень даже существенный. Ты слышал, что многие заговорщики выступают за предоставление свободы и независимости провинциям Сасандры?

– А зачем они им? Я имею в виду, свобода и независимость – зачем?

– А хочется! Осенью был раскрыт заговор в Вельзе, зимой – в Камате. Очень боюсь, что Тельбия, уже почти созревшая для того, чтобы войти… добровольно, прошу заметить… в состав Сасандры, пожелает сохранить независимость. Не позавидую в таком случае королю Равальяну. Он может потерять корону вместе с головой.

– Сочувствую. А мне-то что с того?

– А то! Страшнее всего для Империи, что провинциальных вольнолюбов поддерживает довольно много аксамалианцев. Названия «Земля и люди», «Движение за свободу» ничего тебе не говорят?

– Полагаю, это названия аксамалианских сообществ, подрывающих устои государственности?

– Именно.

– Значит, верно ли я догадался: мне следует проверить студентов, не участвуют ли они в подобных сборищах?

– Я всегда поражался твоему умению схватывать на лету, – улыбнулся дель Гуэлла.

– Что ж… Хорошо. Прощупаю. – Мастер поднялся, опять едва заметно поклонился. Спросил: – Платных осведомителей из них делать будем?

– Платных? – нахмурился глава сыска. – Как бы не так! Залогом их беззаветной службы будет не презренное злато, а постоянно маячащий на горизонте гранитный карьер и кувалда в два стоуна[10] весом…

Когда дверь за сыщиком закрылась, т’Исельн дель Гуэлла вздохнул и устало опустил локти на стол. Дались ему эти шпионы! Разведчика из Айшасы видит в каждом встречном-поперечном. Даже в профессоре-астрономе. Нет, не шпионы разрушат Империю, если этому суждено будет случиться, а свои же люди. Бестолковые, запутавшиеся во взятках политики; жрецы, склоняющиеся к новым, смахивающим больше на ересь толкованиям Священной Книги; ищущая новизны и острых ощущений городская молодежь; офицерство, погрязшее в пьянстве и разврате; провинциальные борцы за свободу. Что они собираются с ней делать, зачем она им? Ведь тут же, не пройдет и месяца после выхода из состава Сасандры, они вцепятся друг другу в глотки. Барн против Тельбии, Арун против Гобланы, Вельза против Тьялы. Не говоря уже об Окраине, которую без поддержки имперской панцирной пехоты просто втопчут в сухие ковыльные стебли кентавры. А может, это и к лучшему? Дать бы им независимость хоть на полгода, на год. Пусть хлебнут пьянящее вино свободы… Лишь бы не захлебнулись. Назад прибегут проситься, да поздно будет. Разбитый кувшин не склеишь, а семена ненависти всегда падают на благодатную почву.

Т’Кирсьен делла Тарн, лейтенант гвардии, с остервенением отчищал мундир от пыли и паутины. Что ж, тому, кто решил прятаться под кроватью, нужно быть готовым к подобного рода испытаниям. Но Кир тер рукав о рукав чересчур упорно. Плечи молодого человека при этом тряслись, словно холка коня, напуганного до полусмерти степным пожаром.