Броневержец - [32]
Леха, решивший, что возможность диалога еще не исчерпана, а на колонну он теперь уже вряд ли успеет, быстро забрался на бэтээр и устроился на старом ватнике рядом с чернобородым.
Тот подал ему солдатскую кружку и спросил:
— Тебе водки или вина?
— Вина. — Леха решил не напиваться. Он поднял кружку, до половины наполненную красным вином и, чокнувшись с чернобородым, кивнул: — За ваш дембель, мужики!
— Давай! — сидевшие рядом тоже опустошили свою посуду.
Закусив куском хлеба и плавленым сырком, Леха закурил и поинтересовался у чернобородого, который, судя по всему, был старшим в этом таборе.
— А как же они дальше поедут? — он указал на пьяных в дупель водителей бензовозов.
— А никак, — ответил чернобородый. — Мы дальше не едем, отъездились. Тут теперь, в этой части, ночевать будем. — Он указал на стоявшие за колючей проволокой палатки. — Как все выпьем, так и пойдем на боковую. Командир полка просил нас на территории части по случаю дембеля не бухать, чтоб солдатам плохой пример не показывать. А нам и на природе красота! За пару деньков технику сдадим — и по домам.
— Да-а-а-а, — протянул полулежавший рядом на броне рыжебородый. — Больше месяца мы по афганским дорогам мотались. Хорош уже. Пусть теперь регулярные войска делом занимаются.
— А как вас туда занесло? — поинтересовался Леха.
— Да так, — махнул рукой рыжебородый. — Кого как! Кого прямо с работы, а кого из дома в военкоматы выдернули. Повестки в зубы — и на сборы призвали. Мы же все местные — туркестанские! Бензовозов из автоколонн нагнали, бэтээры эти разрисованные в придачу дали, они, говорят, до этого на парадах в Душанбе ходили. И сразу туда — в каменный век!
— Ну и как там?
— Да так… — коротко сказал чернобородый, хлебнул из кружки водки и передернул плечами. — Так! Провались оно все! — Он снова плеснул Лехе из большой стеклянной зеленой бутылки, именуемой в народе огнетушителем, красного сладковатого вина с названием «Чашма».
Никто Лехе на вопрос так и не ответил. Партизаны пили молча, без тостов. Разливали и пили. Каждый наливал себе сам, когда хотел и сколько хотел.
От расположения полка в их сторону бежал солдат.
Он остановился у бэтээра, перевел дыхание, но, заметив среди партизан кадрового прапорщика, молчал.
— Чего тебе, парень? — спросил чернобородый. Поняв причину неуверенности солдата, он слегка толкнул Леху локтем и сказал: — Это свой человек, говори.
Солдат полез рукой за пазуху бушлата и извлек оттуда сначала пластиковую рукоять штыка-ножа, а затем и его отломанное лезвие.
— Да вот, сломал… — сконфуженно объяснил солдат.
— Ого?! Это чего же ты им делал? — засмеялся чернобородый.
— Метал в пенек! Промахнулся и попал в камень!
— А че ж ты так?! — вступил рыжебородый под веселые возгласы остальных.
— Целкости не хватило, — виновато отвечал солдат. — Помогите, мужики! Ротный башку отвинтит, если узнает!
— Давай его сюда! — сказал рыжебородый.
Солдат быстро подал ему обе составляющих бывшего колюще-режущего оружия. Тот бросил их в открытый люк бэтээра, вынул из ножен свой штык-нож и отдал его солдату:
— На, сынок, не ломай больше! Только номер на рукоятке наждачкой затри, а свой иголочкой нацарапай. Понял?
Обрадованный солдат благодарно закивал:
— Понял! Спасибо! От спасибо! Ну, я побежал? Спасибо, мужики! — Он так же быстро пересек расстояние в сотню метров и, нырнув в прореху колючей проволоки, скрылся между палатками.
— Вот так вот… — глядя в сторону, куда убежал солдат, тихо сказал чернобородый. — Целкости ему не хватило… — И сокрушенно покачал головой: — Кончилось для этих пацанов детство золотое. Там они быстро целкость натренируют.
— Да, похоже, не только у него с целкостью проблемы, — поддержал рыжебородый. — Это нашему гребаному правительству целкости в мозгах не хватает! За какими херами мы туда поперлись?! — Он со злобой далеко плюнул и заерзал на броне. — Кто теперь детей Алика Турдыева кормить будет, после того как он с горы на перевале вместе с бензовозом кувыркнулся?! А?! Эти, что ли, жопы в шляпах?! Он же белобилетник был, с плоскостопием, а его все равно загребли, как шофера! Он, может, и на тормоза нажать вовремя не успел, когда пули впереди зацокали, потому что ноги от долгого напряжения болели! — Рыжебородый спрыгнул с бэтээра на землю и неровной пьяной походкой стал ходить туда-сюда, потрясая кулаками и крича: — Суки паршивые! Пидорасы! Теперь еще и этих сосунков туда гонят целкость наводить! Гондоны! Пидоры!
— Слышал? — Чернобородый слегка похлопал Леху по спине. — Вот так там, браток.
Леха смотрел в уставшие, грязные, запьяневшие лица и тусклое безразличие в глазах этих людей, изведавших то, чего он мог понять, но не готов, не в силах еще был глубоко осмыслить. Мужики продолжали пить горькую. Первый тост за свой дембель давно уже покоился на дне их желудков под хорошей дозой и больше уже не произносился. Они сливали в себя спиртное, попросту топя в нем свое полное, незваное, нехорошее, пугающее осознание вырастившего их мира, воспитавшего в них незыблемую веру в него, как в единственный оплот правды и справедливости. Веру, которая в какой-то миг взяла да и зашаталась, как красивая пьяная шалава на автобусной остановке, от чего красота ее показалась фальшивой, гадкой, а душа покоробилась и занедужила.
Необстрелянный солдат на войне — загадка. Никто, даже он сам, не может предугадать, как поведет себя под пулями. А необстрелянный офицер — это загадка вдвойне. Как он проявит себя в первом бою? Хватит ли воли, храбрости и самообладания? Эти мысли не дают покоя старшему лейтенанту Андрею Ласточкину, попавшему в огненное пекло Афгана. Он не знает, что будет завтра. Пока перед ним полная неизвестность и взвод восемнадцатилетних салажат. И одна команда — вперед…
Генерал-полковник артиллерии в отставке В. И. Вознюк в годы войны командовал группой гвардейских минометных частей Брянского, Юго-Западного и других фронтов, был заместителем командующего артиллерией по гвардейским минометным частям 3-го Украинского фронта. Автор пишет о славном боевом пути легендарных «катюш», о мужестве и воинском мастерстве гвардейцев-минометчиков. Автор не ставил своей задачей характеризовать тактическую и оперативную обстановку, на фоне которой развертывались описываемые эпизоды. Главная цель книги — рассказать молодежи о героических делах гвардейцев-минометчиков, об их беззаветной преданности матери-Родине, партии, народу.
«…Число «три» для меня, девятнадцатилетнего лейтенанта, оказалось несчастливым. Через три дня после моего вступления в должность командира роты я испытал три неудачи подряд. Командир полка сделал мне третье и последнее, как он сказал, замечание за беспорядок в казарме; в тот же день исчезли три моих подчиненных, и, наконец, в роте пропали три пары валенок».
На фронте ее называли сестрой. — Сестрица!.. Сестричка!.. Сестренка! — звучало на поле боя. Сквозь грохот мин и снарядов звали на помощь раненые санинструктора Веру Цареву. До сих пор звучат в ее памяти их ищущие, их надеющиеся, их ждущие голоса. Должно быть, они и вызвали появление на свет этой книги. О чем она? О войне, о первых днях и неделях Великой Отечественной войны. О кровопролитных боях на подступах к Ленинграду. О славных ребятах — курсантах Ново-Петергофского военно-политического училища имени К.
В книге представлены разные по тематике и по жанру произведения. Роман «Штрафной батальон» переносит читателя во времена Великой Отечественной войны. Часть рассказов открывает читателю духовный мир религиозного человека с его раздумьями и сомнениями. О доброте, о дружбе между людьми разных национальностей рассказывается в повестях.
Главная героиня повести — жительница Петрозаводска Мария Васильевна Бультякова. В 1942 году она в составе группы была послана Ю. В. Андроповым в тыл финских войск для организации подпольной работы. Попала в плен, два года провела в финских тюрьмах и лагерях. Через несколько лет после освобождения — снова тюрьмы и лагеря, на этот раз советские… [аннотация верстальщика файла].
События, описанные автором в настоящей повести, относятся к одной из героических страниц борьбы польского народа против гитлеровской агрессии. 1 сентября 1939 г., в день нападения фашистской Германии на Польшу, первыми приняли на себя удар гитлеровских полчищ защитники гарнизона на полуострове Вестерплятте в районе Гданьского порта. Сто пятьдесят часов, семь дней, с 1 по 7 сентября, мужественно сражались сто восемьдесят два польских воина против вооруженного до зубов врага. Все участники обороны Вестерплятте, погибшие и оставшиеся в живых, удостоены высшей военной награды Польши — ордена Виртути Милитари. Повесть написана увлекательно и представляет интерес для широкого круга читателей.
Это не детектив, не фантазия, это правдивый документ эпохи. Искрометные записки офицера ВДВ — о нелегкой службе, о жестоких боях на афганской земле, о друзьях и, конечно, о себе. Как в мозаике: из, казалось бы, мелких и не слишком значимых историй складывается полотно ратного труда. Воздушно-десантные войска представлены не в парадном блеске, а в поте и мозолях солдат и офицеров, в преодолении себя, в подлинном товариществе, в уважительном отношении к памяти дедов и отцов, положивших свои жизни «за други своя»…
Сержанту Андрею Семину крупно повезло: его хоть и отправили служить в Афган, зато он попал в подразделение связи. Что может быть лучше на войне! Свой особый распорядок дня, относительно комфортное «рабочее» место и никакого риска — служи себе в удовольствие и считай дни до дембеля. Но вдруг все круто изменилось. За безобидную шутку в адрес командира Андрея опускают на самое дно армейской иерархии — в мотострелковую роту, в пулеметно-гранатометный взвод. Вдобавок отделение, куда его определяют, пользуется дурной репутацией «залетного».
Это была война, и мы все на ней были далеко не ангелами и совсем не образцовыми героями. Осталось только добавить, что этот рассказ не исповедь и мне не нужно отпущение грехов.
Наконец-то для сержанта-десантника Сергея Прохорова, сражавшегося в Афгане, наступил заветный дембель! Конец войне… Но по досадной случайности Сергей не попадает в списки дембелей, улетающих домой первой партией. Что же делать? На ловца, как говорится, и зверь бежит. На кабульском аэродроме Прохоров встречается с прапорщиком Костроминым, который обещает помочь. Для этого сержанту надо нелегально проникнуть на борт «Черного тюльпана», а на подлете к Ташкенту спрыгнуть с парашютом, прихватив с собой контейнер с посылкой для мамы прапорщика.