Размеренно постукивая железными колесами по стыкам рельсов, медленно и уже давно среди бескрайней степи Средней Азии, местами переходящей в пустыню с горбатыми кривобокими барханами, тащился пассажирский состав. Двигаясь тяжело по раскаленной летним солнцем земле, под горячим сухим небом, он уныло скрипел и лязгал сцепками вагонов на редких плавных поворотах своего долгого пути. А солнце, уже в который раз, отыскав с восходом в своих лучах его длинное неуклюжее металлическое тело, удивлялось стойкому упрямству, заставляющему ползти в раскаленном мареве, где, казалось, жизнь невозможна, а какая и возможна, то прячется, забиваясь неизвестно куда.
Но поезд, уже безнадежно отставший от графика, с частыми остановками у семафоров, все же двигался, повинуясь безмерному желанию пассажиров поскорее прибыть к месту назначения.
Пассажиров было немного. Полупустые вагоны, покачиваясь в такт неспешного движения, были душны и тихи. Люди, разморенные жарой, с надеждой ожидающие окончания своего путешествия, большей частью дремали, лежа на полках, изредка переговаривались. За несколько дней, проведенных вместе, большинство тем было обсуждено, запасы продуктов иссякли и пополнялись скудной пищей из буфетов на редких небольших полустанках. Спиртное в таких условиях внутрь уже не лезло. Да и надоело все уже. Хотелось поскорее покинуть это жаркое унылое пространство. Попытки открывать окна для проветривания были неудачны, поскольку вместо желаемого ветра в вагон врывались пыль и зной. Поэтому единственным полезным в данной ситуации занятием было лежание и беспрерывное потребление чая, который услужливо подносили всем желающим проводники. Правда, цена чая была поганой, как и сам чай. По поводу сильно возросшей за последние пару суток цены проводники в один голос сетовали на отсутствие хорошей воды и разные сложности в приготовлении этого спасительного напитка в больших количествах. Люди соглашались, кивали, пили чай, по вкусу напоминающий заваренный веник, и спрашивали, скоро ли машинист нагонит расписание.
Впрочем, некоторые озлобленные такой ездой путешественники сами порой прорывались к начальнику поезда с вопросом: «Когда?..» — на что получали ответ: «Дорога сильно загружена, подолгу на семафорах стоим, эшелоны с какой-то техникой пропускаем».
Теперь, информированные, но мало удовлетворенные, они возвращались на свои места, опускались на полки, чертыхаясь на злополучную ситуацию, превратившую этот отрезок их жизни в мучительную маету. Хотя они и сами понимали, что никакой вины начальника поезда в чересчур нерасторопном движении нет. Они не спрашивали, какая такая техника мешает им прибыть вовремя в город Ташкент. Они все понимали.
Перезнакомившись за время пути, нередко даже обменявшись адресами и телефонами, они провожали сходящих с поезда попутчиков, как старых друзей, с добрыми пожеланиями и приглашением обязательно зайти в гости при первой же возможности.
А поезд тронулся с очередной станции, оставив часть пассажиров, прибывших к желанной цели, и покатился дальше, покачивая вагонами, по одинокой ветке железнодорожного полотна, разрезающей пустынный ландшафт.
По мере продвижения пустынная равнина постепенно сменялась гористыми возвышенностями с присутствием на них растительности и поселений, окруженных хлопковыми полями, бахчами и виноградниками, что благотворно влияло на настроение пассажиров.
Полуденное солнце, гревшее опущенную оконную штору, тщетно пыталось проникнуть в пространство купе, сохраняющего полумрак, но было настолько ярким, что косыми лучами все равно пробивалось сквозь щели и, отражаясь от перегородок, играло зайчиками на потолке.
В купе оставался всего один пассажир. Это был молодой человек лет двадцати пяти, среднего телосложения, русоволосый, сероглазый уроженец средней полосы российских просторов. Воспользовавшись тем, что последний его попутчик сошел на предыдущей станции, он разделся до трусов и плюхнулся на нижнюю полку, закрыв воспаленные и усталые глаза.
Вдоволь налюбовавшись за время пути диковинными пейзажами за окном, наговорившись с попутчиками, он был рад спокойному пребыванию в полном одиночестве.
Он дремал, время от времени переворачиваясь с боку на бок. Намокавшая от пота простыня омерзительно прилипала к телу, постоянно прерывая сон. Так продолжалось часа два. В конце концов он открыл глаза. Лежа лицом вверх, он просто наблюдал за солнечными зайчиками, прыгающими на потолке по замысловатой траектории. Они то расходились в разные углы, то сходились в середине, напоминая собой живые существа, непрестанно двигающиеся, следуя поворотам поезда, как бы ища выход наружу к своей матери-солнцу, от которой они отстали по своей детской несмышлености, из любопытства забравшись в эту душегубку.
Наблюдая за ними, молодой человек думал, что через несколько часов он приедет в Ташкент, поднимет штору, выпустит их к солнцу и уйдет из купе. Потом, на обратном пути, кто-то снова опустит штору, и они опять залетят сюда, а его здесь уже не будет. Но когда-то ведь он поедет назад, опустит штору и впустит их. Они вспомнят, как ехали сегодня, а он расскажет им про то, как провел время.
