Броненосец - [7]
— Извини.
— Ничего, в другой раз, — вяло бросила Димфна и отвернулась.
Попросив таксиста сделать еще громче и без того надрывавшееся радио, передававшее репортаж с футбольного матча, под этот громовой, рокочущий шум Лоример помчался по ледяному и пустынному Сити, над беспокойно метавшейся в своем русле черной Темзой, а потом к югу от реки. В его голове отдавался эхом и резонировал хриплый тенор комментатора, кричавшего про вбрасывание из-за боковой, мастерство иностранцев, преграждающие путь мячу маневры, ослабевающий накал игры и про то, что все равно наши — молодцы и выкладываются на сто десять процентов. Лоример чувствовал себя встревоженным, обеспокоенным, глупым, смущенным, ошеломленным и до тошноты голодным. Еще он понял, что выпил слишком мало. В подобном состоянии, он знал это по опыту, погруженный в унылое молчание салон черного такси — отнюдь не лучшее место пребывания. А затем в его сознание воровато просочилось какое-то новое и благоприятное ощущение — будто пески времен уже смыкались и манил финальный свисток: дремота, утомление, вялость. Может быть, сегодня подействует, может быть, и в самом деле. Может быть, ему удастся поспать.
114. Сон. Как его звали, того португальского поэта, который страдал расстройством сна? Если я правильно помню, он называл свою бессонницу «несварением души». Может, это и есть моя беда — несварение души, пусть у меня и не настоящая бессонница? Жерар де Нерваль[3] говорил: «Сон отнимает у нас треть жизни. Он умеряет скорбь наших дней и горечь наших наслаждений; но я никогда не отдыхал во сне. На несколько мгновений я впадаю в оцепенение, а затем начинается новая жизнь, свободная от условностей времени и пространства и, несомненно, сходная с тем состоянием, что ожидает нас после смерти. Как знать, нет ли связи между этими двумя существованиями и не способна ли душа уже сейчас объединить их?» Мне кажется, я понимаю, что он имеет в виду.
Книга преображения
— Мне нужно к доктору Кенбарри, — сказал Лоример недоверчивому вахтеру. Он всегда очень тщательно произносил эту фамилию, хотя сам не привык так обращаться к Алану. — К доктору Алану Кенбарри, он должен сейчас быть в институте. Я мистер Блэк, он ждет меня.
Вахтер педантично сверился с какими-то затрепанными списками и дважды куда-то позвонил, прежде чем наконец пропустил Лоримера внутрь Отделения общественных исследований Гринвичского университета. Лоример поднялся на изношенном и грязном лифте в Аланову «вотчину» на пятом этаже. Алан уже поджидал его в холле, и они вместе направились по сумрачным коридорам к двустворчатой двери, на которой красовалась надпись (строчными литерами, шрифтом а-ля Баухауз): «Институт прозрачных сновидений», — и дальше, через затемненную лабораторию, к занавешенным кабинкам.
— Мы сегодня в одиночестве, доктор? — спросил Лоример.
— Нет, не в одиночестве. Пациент Д. уже явился. — Алан распахнул дверь в кабину Лоримера. — После вас, пациент Б.
Всего кабинок было шесть, они располагались в два ряда, по три в каждом, в конце лаборатории. Провода, тянувшиеся из каждой кабинки, были собраны посредине на металлической балке, откуда свободно заплетенной косицей бежали по потолку к контрольной зоне с ее комплектами магнитофонов, рядами мигающих мониторов и ЭЭГ. Лоример всегда пользовался одной и той же кабиной и ни разу не сталкивался ни с кем из остальных «лабораторных крыс». Алану такое положение вещей нравилось: никаких разговоров о симптомах, никакого обмена всякими плацебо или особыми приемами. И никаких сплетен о милом докторе Кенбарри.
— Ну, как мы? — осведомился Алан. Полоска света от горевшей где-то одинокой лампы на миг превратила линзы его очков в две белые монеты, когда он повернул голову.
— По правде сказать, мы очень устали. Целый день в аду.
— Бедный ребенок. Твоя пижама готова. Нам надо в уборную?
Лоример разделся, аккуратно развесил одежду и натянул чистые полотняные пижамные штаны. Немного погодя вновь появился Алан, держа в руках тюбик с мазью и рулон прозрачной клейкой ленты. Лоример терпеливо стоял, пока Алан управлялся с электродами: по одному к каждому виску, один пониже сердца, еще один на правое запястье, возле пульса.
Алан прикрепил электрод к его груди.
— Думаю, перед следующим разом тут еще нужно будет подбрить. Немного колется, — сказал он. — Ну, вот и все. Сладких снов.
— Будем надеяться.
Алан сделал шаг назад.
— Я часто подумываю о том, что надо бы прикреплять электрод и к члену пациента.
— Ха-ха. Леди Хейг говорила, что ты разбудил ее сегодня утром.
— Да я только мусор выносил.
— Она сердилась. Обзывала тебя шалопаем.
— Вот Иезавель! Это потому, что она тебя любит. Ну, все в порядке?
— Все прекрасно. — Лоример улегся на узкую кровать, а Алан, сложив руки, стоял у ее изножья и улыбался, как любящий родитель. Портил картину только его белый халат — полное жеманство, подумал Лоример, совершенно излишнее.
— Какие-нибудь пожелания?
— Морские волны, пожалуйста, — ответил Лоример. — Будильник мне не понадобится. Уйду часов около восьми.
— Спокойной ночи, малыш. Спи спокойно. Я пробуду здесь еще час.
Руфь Гилмартин, молоденькая аспирантка Оксфордского университета, внезапно узнает, что ее мать, которую окружающие считают благообразной безобидной старушкой, совсем не та, за кого себя выдает…Один из лучших романов Уильяма Бонда, живого классика английской литературы.
Уильям Бойд — один из наиболее популярных и обласканных критикой современных британских авторов. Премии Уитбреда и Риса, номинация на „Букер“, высшая премия „Лос-Анжелес таймс“ в области литературы — таков неполный перечень наград этого самобытного автора. Роман „Броненосец“ (Armadillo, 1998) причислен критиками к бриллиантам английской словесности, а сам Бойд назван живым классиком современной литературы.
«Браззавиль-Бич» — роман-притча, который только стилизуется под реальность. Сложные и оказывающиеся условными декорации, равно как и авантюрный сюжет, помогают раскрыть удивительно достоверные характеры героев.
В рубрике «Документальная проза» — «Нат Тейт (1928–1960) — американский художник» известного английского писателя Уильяма Бойда (1952). Несмотря на обильный иллюстративный материал, ссылки на дневники и архивы, упоминание реальных культовых фигур нью-йоркской богемы 1950-х и участие в повествовании таких корифеев как Пикассо и Брак, главного-то героя — Ната Тейта — в природе никогда не существовало: читатель имеет дело с чистой воды мистификацией. Тем не менее, по поддельному жизнеописанию снято три фильма, а картина вымышленного художника два года назад ушла на аукционе Сотбис за круглую сумму.
Что можно хотеть от женщины, которая решила выйти замуж? Да еще к середине ночи? Да еще не за тебя?Что можно хотеть от другой женщины, которая выступает на театральной сцене? Да еще когда ты сам сидишь в зрительном зале? Да еще во время спектакля?Что можно хотеть от третьей женщины, которую встретил в вечернем клубе? Ну, это понятно! А вот что можно хотеть от мужчины, встреченном в том же вечернем клубе? Вот это – непонятно совсем!А что они все могут хотеть от тебя?
«Старость шакала» – повесть, впервые опубликованная в литературном журнале «Волга». Герой повести, пожилой «щипач», выходит из тюрьмы на переломе эпох, когда прежний мир (и воровской в том числе) рухнул, а новый мир жесток и чужд даже для карманного вора. В повести «Посвящается Пэт», вошедшей в лонг-листы двух престижных литературных премий – «Национального бестселлера» и «Русской премии», прослеживается простая и в то же время беспощадная мысль о том, что этот мир – не место для размеренной и предсказуемой жизни.
История трех поколений семьи Черноусовых, уехавшей в шестидесятые годы из тверской деревни на разрекламированные советской пропагандой целинные земли. Никакого героизма и трудового энтузиазма – глава семейства Илья Черноусов всего лишь хотел сделать карьеру, что в неперспективном Нечерноземье для него представлялось невозможным. Но не прижилась семья на Целине. Лишь Илья до конца своих дней остался там, так и не поднявшись выше бригадира. А его жена, дети, и, в конце концов, даже внуки от второй жены, все вернулись на свою историческую родину.Так и не обустроив Целину, они возвращаются на родину предков, которая тоже осталась не обустроенной и не только потому, что Нечерноземье всегда финансировалось по остаточному принципу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Евгений Полищук вошел в лонг-лист премии «Дебют» 2011 года в номинации «малая проза» за подборку рассказов «Кольцевая ссылка».
"Запах ночи" - полный вариант рассказа "Весна в Париже", построенный по схеме PiP - "Picture in Picture". Внутренняя картинка - это The Dark Side of the Moon этого Rock- story.Вкус свободы стоит недешево. Все настоящее в этой жизни стоит дорого. Только не за все можно заплатить Visa Platinum. За некоторые вещи нужно платить кусочками своей души.Выбирая одно, ты всегда отказываешься от чего-нибудь другого и уже никогда не узнаешь: может это другое оказалось бы лучше.
Ежи Пильх (p. 1952) — один из самых популярных современных польских писателей автор книг «Список блудниц» (Spis cudzołoznic, 1993), «Монолог из норы» (Monolog z lisiej jamy, 1996), «Тысяча спокойных городов» (Tysiąc spokojnych miast,1997), «Безвозвратно утраченная леворукость» (Bezpowrotnie utracona leworęczność, 1998), а также нескольких сборников фельетонов и эссе. За роман «Песни пьющих» (Pod mocnym aniołem, 2000) Ежи Пильх удостоен самой престижной польской литературной премии «Ника».«Песни пьющих» — печальная и смешная, достоверно-реалистическая и одновременно гротескно-абсурдная исповедь горького пьяницы писателя Ежи П.
«Как я стал идиотом» — дебютный роман Мартена Пажа, тридцатилетнего властителя душ и умов сегодняшних молодых французов. Это «путешествие в глупость» поднимает проблемы общие для молодых интеллектуалов его поколения, не умеющих вписаться в «правильную» жизнь. «Ум делает своего обладателя несчастным, одиноким и нищим, — считает герой романа, — тогда как имитация ума приносит бессмертие, растиражированное на газетной бумаге, и восхищение публики, которая верит всему, что читает».В одной из рецензий книги Пажа названы «манифестом детской непосредственности и взрослого цинизма одновременно».
«Каникулы в коме» – дерзкая и смешная карикатура на современную французскую богему, считающую себя центром Вселенной. На открытие новой дискотеки «Нужники» приглашены лучшие из лучших, сливки общества – артисты, художники, музыканты, топ-модели, дорогие шлюхи, сумасшедшие и дети. Среди приглашенных и Марк Марронье, который в этом безумном мире ищет любовь... и находит – правда, совсем не там, где ожидал.
Роман «99 франков» представляет собой злую сатиру на рекламный бизнес, безжалостно разоблачает этот безумный и полный превратностей мир, в котором все презирают друг друга и так бездарно растрачивается человеческий ресурс…Роман Бегбедера провокационен, написан в духе времени и весьма полемичен. Он стал настоящим событием литературного сезона, а его автор, уволенный накануне публикации из рекламного агентства, покинул мир рекламы, чтобы немедленно войти в мир бестселлеров.