Броненосцы типа «Бородино» - [39]
Но вместо ожидаемого и казавшегося единственным (после падения Порт-Артура) приказа о возвращении он получил приказ ждать подкреплений, которые сделают эскадру способной вступить в бой с японским флотом. Это было первое потрясение, повлиявшее на психику адмирала. По-прежнему не решаясь дать знать императору, что одолеть японцев он считает совершенно невозможным, командующий прибег к серии отчаянных маневров, имеющих целью внушить Николаю II мысль о возвращении эскадры, прямо от себя ее не высказывая. Всячески открещиваясь от отправлявшихся ему подкреплений, он сумел уговорить императора отложить время присоединения эскадры Н. И. Небогатова (зачем делать ей лишний 2000-мильный путь к Мадагаскару!) до прибытия 2-й эскадры к берегам Индокитая: за это время обстановка могла измениться в пользу З. П. Рожественского. Но этого не произошло.
Делая последнюю попытку откреститься от подкреплений Небогатова (они уже полностью лишали оснований уклоняться от боя), он дошел до того, что нежелание соединяться с отрядом Небогатова мотивировал наличием в его составе 8 транспортов, которые-де вместо усиления эскадры только ослабят ее необходимостью выделять силы для их охраны. Словно его заставляли идти в бой, непременно взяв с собой эти транспорты! Той же шитой белыми нитками хитростью было и мнение о том, что целесообразность присоединения Н. И. Небогатова может выясниться лишь по опыту первых боевых соприкосновений с японским флотом. Как будто японцы обещали ему время и возможность подумать об этом! Отсюда и постоянные запугивания императора огромностью ожидаемых потерь ("дойдет четвертая часть"), трудностями похода, невыносимостью для экипажей существования в условиях тропиков на Мадагаскаре – о чем его предупреждали в Петергофе! – и постоянно нагнетаемая в приказах, донесениях и письмах картина полной неспособности командиров кораблей справиться со своими обязанностями, отчего и адмирал не в состоянии добиться от эскадры какого- либо уровня боеспособности. Дошло даже до жалоб на свою физическую немощь, намеки (в письмах жене) на благотворность его замены (еще на Мадагаскаре) адмиралом Чухниным, который мог бы прибыть с оказией па кораблях отряда Д. Г. Фелькерзама, и даже до признания, что он "просто человек, не обладающий нужными данными, чтобы справиться с задачей".
Однако в официальных донесениях он, свято блюдя чистоту и незапятнанность послужного списка, ни разу не высказал ни прямой просьбы о собственной замене, ни категорического настояния о возвращении эскадры с пути или задержки ее на подходе к театру военных действий. Но все его хитроумные недосказанности, завершившиеся уже совершенно панической телеграммой от 2 мая о своей немощи и о том, что состояние эскадры "очень плохое", не возымели на императора никакого действия. Он твердо верил в воинскую доблесть своего командующего. Приказа о возвращении не последовало.
Нетрудно представить состояние адмирала, который рассчитывал на совсем иной результат. Бешенство его, вызванное таким, как он вполне мог считать, "предательством", было неописуемо. Оно, возможно, окончательно помрачило его рассудок, и Рожественский, осознав крушение своей карьеры, решил, что в отместку за совершенное с ним "предательство" должна погибнуть и эскадра. Такая изуверская мысль и раньше проскальзывала в его переписке, где он, словно отмечая посторонний факт, высказывался о том, что если и "перестанет существовать эта глупая вторая эскадра", то это "небольшая уже будет надбавка к позору, к горю народному". Привыкнув смотреть на эскадру как на разменную монету в игре своих карьеристских амбиций, он не задумался и ее бросить ва-банк. И сделано это было не из благородных побуждений о воинском долге, а из злобной мстительности к тем, кто "предал" его в Петербурге.
И с драмой этого обезумевшего себялюбца и строгого моралиста (преследуя всех замеченных в нарушении нравственности и понятий воинской чести, он во время похода чуть ли не каждый день находил отдохновение в обществе плававшей на госпитальном "Орле" "дамы сердца") несопоставима подлинная драма тех 16170 человек, которые составляя личный состав эскадры, были отданы в почти неограниченную и бесконтрольную власть полубезумного человека. Их честь, совесть и патриотизм в продолжение всего похода были ежечасно оскорбляемы и угнетены истерически-дикими выходками адмирала и всей невыносимостью созданного им на эскадре режима административного террора. С каждым днем это убивало в людях интерес к службе и веру в успех похода.
Во всех подробностях эта обстановка отображена в книгах А. С. Новикова-Прибоя и В. П. Костенко. Горькое сознание безраздельной подчиненности невежественному самодуру угнетало не только П. А. Вырубова. Все видели нелепость происходящего, все понимали, что эскадру, не дав ей должной, даже по обычным меркам, артиллерийской подготовки, ведут к гибели, но никто -ни командиры, ни адмиралы – не осмеливались даже осведомиться у командующего о его замыслах и планах боя. Свыкнувшись с беспрекословным повиновением его воле и убедившись в бесполезности каких-либо объяснений, все они ни о чем давно уже не спрашивали, шли за ним безропотно и угрюмо.
Броненосец “Цесаревич” строился по принятой в 1898 г. судостроительной программе “для нужд Дальнего Востока" — самой трудоемкой и, как показали события, самой ответственной из программ за всю историю отечественного броненосного флота. Программа предназначалась для нейтрализации усиленных военных приготовлений Японии. Ее правители. не удовольствовавшись возможностями широкой экономической экспансии на материке, обнаружили неудержимое стремление к территориальным захватам. Эти амбиции подкреплялись угрожающим наращиванием сил армии и флота, и направлены они были исключительно против России.
"Первенец", имя нового русского фрегата, можно по всей справедливости считать одним из безобразнейших судов, когда-либо спущенных с верфи темзенских заводов. Он не только безобразнее "Resistens" и "Defens", но и безобразнее превозносимого американского изобретения — плавучей батареи "Derrick", которой со дня спуска суждено только лишь держаться, а не действовать на воде. Глядя на "Первенец", с его неуклюжим, сильно выступающим вперед носом, над которым зияли, как глаза какого-нибудь чудовища, два клюза, выкрашенные суриком, его можно было скорее сравнить с безобразной китайской джонкой, нежели с европейским судном, когда-либо виданным на Темзе.
Главной особенностью броненосцев типа "Полтава" стали: повышение проектного водоизмещения, принятого для балтийских броненосцев до 10000 тонн, принципиально новые состав и размещение главной артиллерии. Этим самым совершался окончательный переход к мировому стандарту типа эскадренного броненосца и открывались новые возможности для его совершенствования и развития. Реализовать эти возможности оказалось сложно, и прежде всего из-за устаревших взглядов на тактику боя.Комплект чертежей на 5 листах.
Проект “Памяти Азова” создавался в 80-е годы XIX века, когда в русском флоте с особой творческой активностью совершался поиск оптимального типа океанского крейсера. Виновником этой активности был управляющий Морским министерством (в период с1882 по 1888 гг.) вице-адмирал Иван Алексеевич Шестаков (1820–1888). Яркая незаурядная личность (оттого, наверное, и не состоялась обещанная советскому читателю в 1946 г. публикация его мемуаров “Полвека обыкновенной жизни”), отмечает адъютант адмирала В.А. Корнилов, он и в управлении Морским министерством оставил глубокий след.
Эта книга — об одном из кораблей, в какой-то мере незаслуженно забытых, обойденных славой, мало кому известных больше чем по названию. „Очаков” — само по себе это название, яркой вспышкой блеснувшее на крутом повороте истории, казалось бы, знакомо всем. Оно упомянуто в учебниках истории. Без него было бы неполным наше представление о первой русской революции. Оно неотделимо от светлого образа рыцаря революции — лейтенанта Шмидта. Но попробуйте выяснить хоть какие-то подробности о судьбе крейсера. В лучшем случае это будет минимум информации на уровне „БСЭ” или „Военной энциклопедии”.Прим.
Безвозвратно ушедшие от нас корабли и их, уже все покинувшие этот мир, люди остаются с нами не только вошедшими в историю судьбами, но и уроками, о которых следует многократно задумываться. Продолжавшаяся ничтожно короткий исторический срок – каких- то 10 с небольшим лет, активная служба “добровольцев” оказалась, как мы могли увидеть, насыщена огромной мудростью уроков прошлого. Тех самых уроков, которые упорно отказывалось видеть 300-летнее российское самодержавие, и, что особенно удивительно, не хотят видеть и современные его перестроечные поклонники и радетели.
В монографии на основе широкого круга источников и литературы рассматривается проблема присоединения Марийского края к Русскому государству. Основное внимание уделено периоду с 1521 по 1557 годы, когда произошли решающие события, приведшие к вхождению марийского народа в состав России. В работе рассматриваются вопросы, которые ранее не затрагивались в предыдущих исследованиях. Анализируются социальный статус марийцев в составе Казанского ханства, выделяются их место и роль в системе московско-казанских отношений, освещается Черемисская война 1552–1557 гг., определяются последствия присоединения Марийского края к России. Книга адресована преподавателям, студентам и всем тем, кто интересуется средневековой историей Поволжья и России.
В книге анализируются армяно-византийские политические отношения в IX–XI вв., история византийского завоевания Армении, административная структура армянских фем, истоки армянского самоуправления. Изложена история арабского и сельджукского завоеваний Армении. Подробно исследуется еретическое движение тондракитов.
Экономические дискуссии 20-х годов / Отв. ред. Л. И. Абалкин. - М.: Экономика, 1989. - 142 с. — ISBN 5-282—00238-8 В книге анализируется содержание полемики, происходившей в период становления советской экономической науки: споры о сущности переходного периода; о путях развития крестьянского хозяйства; о плане и рынке, методах планирования и регулирования рыночной конъюнктуры; о ценообразовании и кредиту; об источниках и темпах роста экономики. Значительное место отводится дискуссиям по проблемам методологии политической экономии, трактовкам фундаментальных категорий экономической теории. Для широкого круга читателей, интересующихся историей экономической мысли. Ответственный редактор — академик Л.
«История феодальных государств домогольской Индии и, в частности, Делийского султаната не исследовалась специально в советской востоковедной науке. Настоящая работа не претендует на исследование всех аспектов истории Делийского султаната XIII–XIV вв. В ней лишь делается попытка систематизации и анализа данных доступных… источников, проливающих свет на некоторые общие вопросы экономической, социальной и политической истории султаната, в частности на развитие форм собственности, положения крестьянства…» — из предисловия к книге.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Грацианский Николай Павлович. О разделах земель у бургундов и у вестготов // Средние века. Выпуск 1. М.; Л., 1942. стр. 7—19.