Бродяга. Путь ветра - [31]
Мари замерла от ужаса. Она не могла надеяться на Силу, только что отвергнув ее. Не полагалась на выучку — превзойти Наставника было нереально, и она это знала.
Хотелось позвать мать. Но Мари ее не помнила, и вместо нее представила Гленну — с горящим взором, разметанной ветром рыжей гривой, разлитым по щекам румянцем. Она куда-то шла, бежала — и Мари поняла вдруг, что Гленна спешит к ней, и еще поняла, что та говорит: «Не стой! Делай что-то!»
Она сделала единственное, что могла — широко шагнув и замахнувшись, метнула пояс, который до сих пор сжимала в руках.
В слепящей вспышке исчез и пояс, и жуткий комок щупалец. Сила, заключенная в сплетенных талисманах, лишила жреца плоти — теперь уже окончательно. Только тень, издав леденящий душу вой, исчезла вдали…
Но Мари было не до нее.
Сила, выплеснутая поясом, спасла ей жизнь — но надолго ли?
Вырвавшись, обретя свободу, грозная мощь собралась в пульсирующий вихревой столб, оплетенный сетью тонких едких молний. Он рос, ввинчиваясь в серый песок и седое небо, озаряя небосвод багровыми зарницами — готовясь лопнуть, сметая на своем пути все.
Мари оказалась единственной из уртаров, кому довелось в одночасье увидеть всю Силу, ей отпущенную. Силу пролитой крови. Силу боли и страданий. Силу, от которой она отреклась — и которая сейчас ее погубит… Не из мести. Просто потому, что не может иначе.
И бежать некуда, да и некогда…
— Время! — бронзовым гонгом ударил голос Линна, перекрыв и прибой, и ветер, и рев вихря. И время, удивленно оглянувшись, застыло на миг, прежде чем восстановить ход и тронуться дальше.
— Держу… скорее! — раздался звенящий от напряжения голос Гленны, и в небе, прорвав облака, отворилась знакомая Дверь.
— Хай-йииии!.. — в створе мелькнул размытый силуэт Тьери, и вот уже видны сияющие разноцветные глаза — да не на человечьем лице, а под причудливо изогнутыми бровями дракона; и размах золотых крыльев — вполнеба; и когтистые пальцы огромной лапы бережно подхватывают Мари, еле верящую в то, что с ней происходит…
Рывок гибкого чешуйчатого тела, почти невозможный поворот — словно молния, раздумав бить в землю, вернулась в облако…
А позади разгорается зарево — кровавым багрянцем, золотым жаром, и, наконец, белым сиянием с оттенком мертвой голубизны…
Выучка все же пригодилась — кубарем влетев в дверной проем, Мари почти не ушиблась, машинально сложив тело так, как учили. Даже успела, вскочив, подхватить вкатившегося следом Тьери — уже человека…
…увидеть, как Линн и Гленна в четыре руки захлопнули Дверь, тут же ставшую стеной…
…как Линн согнулся, прижимая к груди обожженную ладонь — стена налилась жаром, но Дверь была уже убрана.
— Успели… — выдохнул Линн, и голос его был шершавым, как наждак.
— Не спешили, — улыбнулся Тьери, неохотно отрываясь от плеча Мариэль. И ошарашено умолк, оглянувшись на остальных.
Уставшая донельзя Гленна привалилась к стене, закрыв глаза. От руки Линна шел пар — на ладони и пальцах вздулись кровавые волдыри. И ни один из троих Бродяг не оставил себе достаточно Силы, чтобы хоть что-то сделать.
Мари, не задумываясь, потянулась — и смахнула ожог с ладони Линна. Она была так рада, что может хоть чем-то помочь, что и не подумала: откуда Сила?
Они сидели у холодного камина, в той самой комнате, где Мари очнулась, впервые попав в Убежище. Сидели перед дорогой — а внизу ожидала Дверь, прорисованная на стене наново, Дверь, которая каждого выведет туда, куда он сам пожелает.
Тьери молчал, играя ставнями на окне — каждый раз, когда он открывал их, в окне виднелся другой пейзаж, но Всадник все никак не мог увидеть что-то нужное ему, и закрывал их снова.
Мариэль сжалась комочком в кресле. Ей было худо. После прерванного Обряда знак просто взбесился, мучая ее тупой, давящей болью. Гленна придерживала ее за плечи и полушепотом что-то напевала. Рядом, глубоко задумавшись, стоял Линн.
— Даже не знаю, как все это понять, — сказал он, потирая запястьем переносицу. — Силу Безликого — как и дар Света — я улавливаю безошибочно. Но ты…
Он тронул пальцами ладонь, где не осталось ни волдырей, ни даже шрама.
— Я сказал бы, что ты — одна из нас. Но что делать с твоим знаком — ума не приложу, и как его объяснить — тоже.
Гленна провела рукой по шее Мари, едва касаясь кончиками пальцев, и уняла боль — точнее, заморозила ее, укутав покровом щекотных игольчатых снежинок. Вздохнула:
— Жаль, но это ненадолго. Этот знак просто не выдерживает Убежища. И скорее всего — не выдерживает нас. А снять я его не могу… Мы не можем, — поправилась она. — Только ты сама — когда-нибудь…
— Мы можем многое, но не все, — извиняющимся тоном произнес Тьери. И встрепенулся, вновь открыв окно: — Вот, смотрите! То, что я искал!
Мари, повернувшись, увидела:
Свет смягченного летящими облаками солнца. Пляска волн, увенчанных белоснежной пеной. Огромные — в размах вытянутых рук — цветы всех оттенков пламени, обращенные навстречу утру. А над ними…
…радуга, обернувшаяся росчерками чешуйчатых крыльев по бледно-лазоревому небу…
…торжественный танец без слышимой музыки, с ритмом и плавностью, способной очаровать кого угодно — даже неподвластного чарам дракона…
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.