Бродяга Гора - [67]

Беверли выжидающе умолкла и, поскольку с моей стороны не последовало никаких действий, произнесла:

— Господин не счел нужным ударить рабыню, и она осмеливается увидеть в этом позволение продолжить рассказ.

«Как ты красива», — сказала мне девушка в застенке, когда с меня сняли капюшон.

«Как ты красива», — прошептала я, разглядев ее.

«Тебя пороли?» — спросила она.

«Да», — ответила я.

«Меня тоже», — призналась рабыня, опустив голову.

Я огляделась по сторонам, поражаясь тому, какими нежными и прекрасными выглядели в своих ошейниках пленницы, находившиеся рядом. Господину ведомо, что ошейник весьма усиливает красоту и привлекательность любой женщины.

«Тебя насиловали?» — спросила прелестная блондинка.

«Да, — ответила я, — несколько человек. Они творили со мной что хотели».

«Со мной тоже, — вступила в разговор рыжеволосая красавица. — Как прекрасно было чувствовать себя в полной их власти»!

«Ты говоришь как рабыня!» — прошипела другая девушка.

«Да, я рабыня, — улыбнулась рыжая, — и горжусь этим».

Тогда я поразилась ее прямоте и смелости, ибо мне самой не хватило бы духу признаться в этом другой женщине. Что бы обо мне могли подумать? Да что там, я и себе-то едва признавалась в том, что, когда на меня грубо навалился пятый по счету насильник, я не смогла сдержать крик наслаждения. Если о чем-то и жалела в ту минуту, то лишь о том, что акт насилия закончился слишком скоро.

Голодная, ослепленная капюшоном, я провела ту ночь, вспоминая ощущения, которые пробудило во мне это насилие. Уже тогда я поняла, что эти люди разожгли во мне огонь подлинно рабской страсти.

Еще до того, как я оказалась в их руках, я осознала себя прирожденной рабыней, но пока господа не распорядились моим телом по собственному усмотрению, я и не знала, сколь жалкой, беспомощной и покорной мне суждено стать.

Я едва мог поверить своим ушам. Мисс Хендерсон без всякой задней мысли откровенно признавалась в том, что является прирожденной рабыней. Она, женщина с Земли!

Рассказ Беверли между тем продолжался.

«Что с нами будет теперь?» — поинтересовалась одна из девушек.

«Думаю, нас приготовят для продажи на рынке», — предположила другая, но тут послышался лязг замка, и мы поспешно опустились на колени.

Вошел человек с плетью. Начался новый этап нашего обучения.

Нас учили становиться на колени и ползать, двигаться и ходить. Нас учили использовать руки, рты и языки для ублажения господ. Первыми выученными мною словами на горианском языке были слова «я рабыня». Но, впрочем, наши хозяева потратили на обучение не так уж много времени, резонно полагая, что господа, которым заблагорассудится нас купить, сумеют обучить нас в соответствии со своими вкусами и потребностями. В ночь накануне продажи нам разрешили поболтать между собой. Мы расцеловались, поплакали, понимая, что, скорее всего, расстанемся навсегда. Ни одной из нас еще не случалось быть проданной на рынке, но, как ни странно, мы ожидали начала торгов с волнением и надеждой. И не потому, что нам так уж хотелось поскорее покинуть Дом Андроникаса, просто каждая из нас уже мечтала принадлежать хозяину.

Видишь ли, господин, за несколько дней, проведенных в ошейниках, со всеми нами произошла удивительная трансформация. Рабыни редко рассказывают об этом — да и кто их спрашивает? — но среди нас не было ни одной, которая не признала бы своего преображения. Мы стали настоящими женщинами, настоящими рабынями.

Замечу, что само слово «рабство» можно понимать двояко. В юридическом смысле — как состояние бесправия, при котором женщина не имеет ничего своего и является такой же собственностью, как и любая вещь. И в психологическом — как внутреннее состояние, суть которого составляет стремление повиноваться и отдаваться.

Полноценной рабыней является женщина, которая, будучи рабыней по своей природе, носит чей-то ошейник и юридически принадлежит господину.

Все мы, девушки, оказавшиеся в Доме Андроникаса, являлись прирожденными рабынями, однако многие из нас до захвата работорговцами не имели верного представления о своих глубинных, внутренних потребностях. Однако наши хозяева пробудили в нас скрытые стремления и потребности с помощью таких простых и эффективных средств, как клетки, плети, клейма, ошейники, капюшоны и безжалостное насилие.

Не скрою, понимание собственной рабской сути смутило и напугало многих из нас, однако, так или иначе, с ложью и притворством было покончено. Мы уже не могли не признавать очевидного, делая вид, будто стремимся к свободе, равноправию и прочим извращенным ценностям, навязанным нам цивилизацией Земли. Осознание своего предназначения преисполнило нас радости, пугало и в то же время захватывало и волновало. Ведь мы были абсолютно беспомощны, бесправны и беззащитны. Кричи, стенай, рви свои цепи — любая из нас все равно остается рабыней. Но рабыней, причиняющей беспокойство. Рабыней, которую надлежало немедленно привести к должному послушанию самыми суровыми и жесткими средствами. Да и в чем смысл протеста, если каждый человек на улице, взглянув на любую из нас, знал, что видит рабыню. Даже дети понимают, что рабыни — ходячие вещи, или, иными словами, говорящие животные.