Бродячий цирк - [33]
— Это называется — радиовещание, — хихикнул я.
— Я знаю, что такое радиовещание, — строго сказал пан Грошек. — Так получилось, что я, будучи в бытность свою историком, смотрю на любые предметы из глубины веков, из некой точки, которая может оказаться и в тридцатых годах этого века, и в сороковых прошлого. И с тем же успехом мои глаза могут быть глазами современника, к примеру, шейха Назима аль-Хаккани. С его точки зрения радио — настоящая шайтан-машина. Понимаешь? То, что твой капитан называет магией, суть жизнь и продукт деятельности человеческого разума, хаотичного и бестолкового. Если придёт время и ты, уже возможно седоусый мужчина, заскучаешь в этом мире, вспомни об этом… а вон и твои круассаны. Я уже заплатил. Это мой прощальный подарок тебе и Анне. Ну и угостить остальных психов в этой вашей богадельне на колёсах не помешает.
Тонкий мужчина выкладывает на стойку сочащиеся мёдом и повидлом свёртки.
Пан Грошек внезапно и очень по-детски мне подмигивает, и отвешивает пару шуточных оплеух Акселю.
— Мне кажется, вам пора идти. Натрави собак на свою тоску, Капитан, вас ждут далёкие земли.
Аксель уже на ногах, успел попрощаться со своим стаканом и натравить на свою тоску Мышика. Тот с радостным лаем вился вокруг его ног, проскакивал между ними, расталкивая боками, делая вид, что действительно за кем-то гоняется. Его предыдущие жертвы возобновляют прерванную гомонь, и листья крыжовника вздрагивают под лапками шустрых кузнечиков.
— Время поднять флаг, юнга.
Разглядывает меня, выискивая пятна малодушия. Я поспешно вскочил.
— Мы возвращаемся в лагерь?
— Мы возвращаемся на дорогу. Мне кажется, мы поправили немного наши дела на этом празднике жизни.
Аксель переходил из одного настроения в другое легко, следуя только за своими желаниями — это я уяснил уже после пары проведённых рядом с ним дней. Как человек, чьей единственной заботой было найти на свою голову этих самых забот. Набить, если нужно, ими целые карманы, а потом лузгать, словно семечки, отказываясь то от одной, то от другой.
Мы тепло распрощались с волшебником, сгребли со стойки хрустящие ароматные пакеты и припустили по площади домой. Странно, две гнилых повозки да подточенный ржавчиной автобус я всерьёз стал считать своим домом. Может, потому, что только там и только в дороге мне удавалось выспаться, а во сне — ну, мне так казалось, — именно во сне можно приспособиться к новому месту. Точнее, понять, притёрлись ли вы друг к другу или всё-таки нет. Если в каком-то месте ты спишь крепко, значит, то и есть твой дом.
Уже начав мечтать о паре часов перекура, сладкой дрёмы в трюме нашей каравеллы (хотя для того, чтобы меня оставили в покое, понадобится расчесать полоски на тигре; выбрать блох из обезьянок, самих юрких, как блохи; заправить топливом наших тяжеловозов и переделать ещё полтора десятка дел, а потом умудриться удалиться так, чтобы меня не видела Марина), я рассеянно уставил взгляд в глубину людского мельтешения, которое стало не то что приедаться, а казалось вполне обыденным делом.
И тут увидел его. Узнал суровое лицо и козлиную бородку. Тот, что изображал короля, теперь вышагивал на ходулях, каким-то образом умудряясь не оскальзываться на лужах. Людская масса копошилась у него под ногами, похожая на растревоженный муравейник. Белые одежды висели неопрятными тряпками и напоминали крылья промокшего мотылька. По шляпе стекал дождь, лицо густо намазано белилами, глаза под подведёнными бровями зорко выглядывали кого-то в людском потоке.
Может быть, рыжую девушку и наглого мальчишку, что утащили у знакомого трактирщика бутылку с выпивкой? Мальчишку с песочными волосами и острыми чертами лица, не совсем оборванца на вид, но, несомненно, готового уже покатиться по наклонной, как говорила пани Банши?..
— Вон они… — прошептал я, втягивая голову в плечи.
— А? — Аксель проследил за моим взглядом, и внезапно схватился за сердце: — Ох, и правда! Пойдём отсюда скорее.
Мы рванулись в сторону через толпу.
— Откуда… вы знаете? — задыхаясь, кричал я, пытаясь не отстать от Капитана. Мышик, вывалив язык, нёсся рядом.
— Что знаю? — Капитан обернулся. Человек на ходулях стоял, покачиваясь, похожий на мачту корабля со спущенным парусом и смотрел в нашу сторону. — Не разговаривай, и пошли быстрее.
В молчании мы добрались до лагеря, я тащился за размашистым шагом Акселя, вжав голову в плечи. Получается, Анна рассказала ему про живые скульптуры. Капитан понял, как опасны они для меня, если вспомнят, поймают, непременно вызовут полицию. И тогда всё пропало. Странно ещё, что моё лицо не смотрит на меня с каждого столба.
Хотя перспектива возвращения в приют почему-то не так волновала меня, как то, что капитан знает об украденной бутылке.
— Мы не хотели ничего красть, — пробубнил я, когда мы блуждали из арки в арку, пробираясь тенистыми дворами к «Зелёному камню».
— Что красить?.. Ага. Смотри, они уже собрались! Старик зря обзывается — у нашей богадельни есть отличная Мариша, которая всех умеет поставить на ноги и заставить работать. Ребята, — он хлопает в ладоши. Рубашка в клине расстегнутой куртки промокла, и с пуговиц почти на глазах слезает позолота. — Господа перелётные гуси. Мы снимаемся вечером, поэтому начистите хорошенько ваши пёрышки и пристегните ремни. Часов в восемь или, на худой конец, в двенадцать, мы должны быть в дороге. И лучше бы сейчас определиться, на западной или на восточной. Ворота-то разные.
В этом романе я попытался дать свою интерпретацию сразу трем литературным направлениям — для детей (для них позже на основе этого романа была написана повесть «Похождения Дениса в нарисованном мире»), подростков и взрослых, вполне состоявшихся личностей, объединив их в одну книгу. Если меня спросят, каких читателей я все-таки вижу с моим романом в руках, я, наверное, смог бы ответить только одно: «Я вижу себя». Себя — более юного, дитя прекрасной эпохи коварства и интриг при дворе типовой многоэтажки, и себя — более позднего, уже обзаведшегося детьми и седыми, заскорузлыми мыслями.
В Питере, у основ Грибоедовского канала живёт молодой человек по имени Влад. Ему двадцать пять, но он почти ещё ребёнок. Он подрабатывает то здесь, то там, стреляет деньги у родителей или у знакомых и старается не просадить их тут же, сразу, в ближайшие два дня. Влад неплохо рисует и решает изменить взгляд на моду. У него много друзей и недругов из «глянцевой» касты, касты хипстеров, тусовщиков и прожигателей жизни. У него есть свой взгляд на проблемы этой касты. Он хочет изменить её навсегда. Как он собрался это сделать, вы узнаете, прочитав этот роман. При создании обложки использован образ Чарлза Ченнета Беннингтона.
Девочка-подросток вслед за потерявшимся котёнком попадает в студию неизвестного художника, расположенную в подвале жилого дома. Здесь есть все принадлежности для рисования: мольберт, холсты и краски. Девочка как бы для интереса рисует одну картину и потом втягивается в процесс. Она создаёт шесть картин и… удивительным образом проникает внутрь нарисованного, где общается с обитателями другого мира. О приключениях Анны по ту сторону картин вы узнаете, прочитав эту сказку При создании обложки использовал образ предложенный автором.
![Заново, как в первый раз [Сборник рассказов]](/storage/book-covers/1d/1db5853eb539219fc1293ff72e212d8f9eba91c0.jpg)
После того, как над городом пролетела комета, у Егора, скромного ученика десятого класса, появилась способность выпускать изо рта и ноздрей огонь и дым, а его желудок мог переваривать всякие твёрдые предметы, даже стекло и железо. Также феноменальные способности появились у его одноклассницы, Насти, в которую Егор был тайно влюблён. Она могла усилием воли управлять электричеством, выключать и включать свет. Егор решил похвалиться своими новыми способностями перед ребятами (на самом деле он хотел обратить на себя внимание Насти), но над ним все посмеялись.
Что может связывать, кроме случая, маленькую девочку Еву и странствующего бродягу, цирюльника и костоправа великана Эдгара. Она… иная. Она единственная, кто самолично навязался к нему в спутники, и Эдгар решил пока не рвать спущенную с Небес нитку, пусть даже она всячески мешается под ногами, и вообще, приводит в недоумение. Вот только шьет костяная игла в его руках с уже продетой ниткой не только плоть больных и хворых, а чаще накрепко соединяет мёртвое с мёртвым…
В центре повествования — городок в карельских лесах, который становится центром притяжения для самых разных людей с не всегда ясным прошлым и довольно сумрачным будущим. Юра Хорь, школьный учитель, привозит сюда свою жену, которую мучает навязчивая идея. Валентин вдруг обнаруживает, что не может выбраться из собственной квартиры. Некий частный детектив прибывает в город, чтобы найти женщину, по слухам, владеющую секретом бессмертия. Безногий карлик, живущий в давно заброшенном санатории на берегу озера, одержим мыслью о поджоге.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.