Бродячий цирк - [31]
Аксель, должно быть, уже меня потерял. Вряд ли серьёзно расстраивается, скорее, уже забыл, как человек, потерявший в дырявом кармане какую-нибудь мелочь. Время к вечеру, погода сонно опускает на солнце веки туч. И кажется, что солнце моргает, улыбается с неба умытым пухлым личиком. Я никак не мог понять, улыбается оно всё-таки или скалится. С одной стороны дождь прекратился, и похудевшие тучи обрели подвижность, с другой — поднялся ветер, и начало казаться, что это лицо над крышами специально надувает щёки, наполняет их буйным, злобным воздухом.
— Да можешь ты сказать, отчего ты за него так переживаешь, — дёрнул меня за рукав Вилле. — Он оформил на тебя опекунство? Не оформил. Может быть, передумал. Или жену себе нашёл… детей завёл… а ты носишься.
Дело совсем не в опекунстве, хотел я ему сказать, а в том, что этот человек выбрал меня, уже достаточно взрослого, из десятков других воспитанников, из слюнявых малышей, которых обычно разбирают как горячие пирожки. Считалось, что если ты перерос цыплячий возраст и остался в приюте — а таких было очень много, — можно даже не мечтать о родителях.
Распрощавшись с братьями (Соя тут же пристал ко мне с просьбой показать цирк; я пригласил его на вечернее выступление; а Вилле, казалось, был изрядно, едва ли не больше меня, подавлен результатами поисков), я, запихав руки в карманы, брёл по мокрым улицам, изображая местного. Гуляющий по городу ветер слегка разогнал народ, затолкал в тёплые кафешки или по квартирам. Впереди, словно ракеты, маячили шпили старинного собора, притягивая туристов к шумной гавани площади, с другой стороны кричали, затеяв меж собой перебранку, чайки.
«Зелёный Камень» выглядел настоящим изумрудом на фоне ворчания природы, сияющим тёплыми гранями и запахом хлеба и мёда. За столиками ни души, зато стёкла запотели, и чувствуется, что там другой мир, с потрескиванием камина, со скрипом старинных стульев и ароматами готовящейся еды. В глубине парка ворчали лошади, тигр в клетке бродил по кругу, задевая боками прутья. Когда он переходил из одного угла в другой, повозка проседала. Я подумывал, что неплохо было бы попросить у пана Жерновича чашечку какао, когда меня перехватила Мариша и отправила обратно, искать Акселя.
— Ты ушёл вроде бы с ним? Без него не возвращайся. Передай, кстати, что все куда-то подевались. Даже не вычистили лошадей.
И я снова оказался на площади. На веселье здесь не влияла даже погода. Со сцен неслись заводной рок-н-ролл, липкий джаз, публика сидела под зонтиками на скамейках, с лотков покупался дымящийся кофе. Где-то я замечал коллег моих артистов — жонглёров или фокусников. Живых статуй не было видно, но я не особо и вглядывался, убаюканный ворчанием города на погоду. Если честно, я не смог бы сейчас вспомнить, с какой стороны огромной площади мы с Анной вчера уносили ноги.
Аксель нашёлся под опекой пана Грошека, почти там же, где я его оставил. Где-то поблизости потерялась крыша, на которой мы выступали. К торцу одного из зданий прилеплено неказистое пивное заведение, затянутое в сетку виноградных плетей — будто кормушка, прибитая к берёзовому стволу. Меню написано чернилами на выцветших, размякших газетных листах и расклеено буквально везде. Справа и слева от пивных кранов, на створках деревянных ворот, что, должно быть, закрывают на ночь стойку и щуплого хозяина. Напитки выписаны отдельно — мелом на этих же створках. Жёрдочками разбросано несколько квадратных столиков со стульями. Навеса здесь никакого нет, и в вазах с искусственными цветами плещется дождевая вода. Вокруг этой кормушки в тёплое время роится народ, как, впрочем, и вокруг любой другой в округе. Сейчас почти пусто, разве что свитер Акселя унылым пятном выделялся на границе брусчатки и газона, да плащ и бородка местного Волшебника слегка облагораживают пейзаж. Волшебник сидит на стуле, Капитан, едва не пачкая штаны землёй, прямо на камнях. Оба потягивают тёплое вино из высоких бокалов.
Мышик бросился ко мне, выставляя в улыбке зубы. На хвост налипли репьи, а между пальцами лап торчит трава. Он выглядит сейчас не цирковым псом, а вполне себе цыганским, что я ему и высказал.
— А, вот и наш беспризорник, — говорит пан Грошек. Ищет глазами ближайший столик, но тот слишком далеко, и вставляет стакан в руку Капитана, будто бы тот не человек, а подставка для стаканов, часть этого замечательного заведения. Хлопает рукавами друг о друга, вытряхивая воду. Из капюшона торчит его острый нос, и я думаю, стараясь сдержать улыбку, что он похож на цыпленка-переростка. — Не ругай собаку. Она вся в хозяина… Подойди же, юноша. Сейчас я сгружу тебе твоего патрона — я сыт им на сегодня по горло!
— Почему он сидит на земле? — спросил я, не зная, подозревать ли мне в этом какой-то глубинный смысл или списать на то, что стакан с рубиновой жидкостью был явно не первый.
— Старина Жернович не разрешает мне выпивать в этом городе где-то ещё, кроме его заведения, — заплетающимся языком пожаловался Аксель. — Поэтому я пью на улице.
— Это кафе, — замечаю я, отыскав глазами вывеску.
«Молоковоз», — значится на скошенной табличке. И точно, с боков к заведению приделаны колёса и огромные, запаянные бидоны из под молока, в которых, скорее всего, молоком и не пахнет.
В этом романе я попытался дать свою интерпретацию сразу трем литературным направлениям — для детей (для них позже на основе этого романа была написана повесть «Похождения Дениса в нарисованном мире»), подростков и взрослых, вполне состоявшихся личностей, объединив их в одну книгу. Если меня спросят, каких читателей я все-таки вижу с моим романом в руках, я, наверное, смог бы ответить только одно: «Я вижу себя». Себя — более юного, дитя прекрасной эпохи коварства и интриг при дворе типовой многоэтажки, и себя — более позднего, уже обзаведшегося детьми и седыми, заскорузлыми мыслями.
В Питере, у основ Грибоедовского канала живёт молодой человек по имени Влад. Ему двадцать пять, но он почти ещё ребёнок. Он подрабатывает то здесь, то там, стреляет деньги у родителей или у знакомых и старается не просадить их тут же, сразу, в ближайшие два дня. Влад неплохо рисует и решает изменить взгляд на моду. У него много друзей и недругов из «глянцевой» касты, касты хипстеров, тусовщиков и прожигателей жизни. У него есть свой взгляд на проблемы этой касты. Он хочет изменить её навсегда. Как он собрался это сделать, вы узнаете, прочитав этот роман. При создании обложки использован образ Чарлза Ченнета Беннингтона.
Девочка-подросток вслед за потерявшимся котёнком попадает в студию неизвестного художника, расположенную в подвале жилого дома. Здесь есть все принадлежности для рисования: мольберт, холсты и краски. Девочка как бы для интереса рисует одну картину и потом втягивается в процесс. Она создаёт шесть картин и… удивительным образом проникает внутрь нарисованного, где общается с обитателями другого мира. О приключениях Анны по ту сторону картин вы узнаете, прочитав эту сказку При создании обложки использовал образ предложенный автором.
![Заново, как в первый раз [Сборник рассказов]](/storage/book-covers/1d/1db5853eb539219fc1293ff72e212d8f9eba91c0.jpg)
После того, как над городом пролетела комета, у Егора, скромного ученика десятого класса, появилась способность выпускать изо рта и ноздрей огонь и дым, а его желудок мог переваривать всякие твёрдые предметы, даже стекло и железо. Также феноменальные способности появились у его одноклассницы, Насти, в которую Егор был тайно влюблён. Она могла усилием воли управлять электричеством, выключать и включать свет. Егор решил похвалиться своими новыми способностями перед ребятами (на самом деле он хотел обратить на себя внимание Насти), но над ним все посмеялись.
Что может связывать, кроме случая, маленькую девочку Еву и странствующего бродягу, цирюльника и костоправа великана Эдгара. Она… иная. Она единственная, кто самолично навязался к нему в спутники, и Эдгар решил пока не рвать спущенную с Небес нитку, пусть даже она всячески мешается под ногами, и вообще, приводит в недоумение. Вот только шьет костяная игла в его руках с уже продетой ниткой не только плоть больных и хворых, а чаще накрепко соединяет мёртвое с мёртвым…
В центре повествования — городок в карельских лесах, который становится центром притяжения для самых разных людей с не всегда ясным прошлым и довольно сумрачным будущим. Юра Хорь, школьный учитель, привозит сюда свою жену, которую мучает навязчивая идея. Валентин вдруг обнаруживает, что не может выбраться из собственной квартиры. Некий частный детектив прибывает в город, чтобы найти женщину, по слухам, владеющую секретом бессмертия. Безногий карлик, живущий в давно заброшенном санатории на берегу озера, одержим мыслью о поджоге.
Меня пытаются убить и съесть пять раз в день. Лишь умение вовремя разнести полдворца и особый дар спасали мне жизнь и честь! Иногда красивые глаза тоже помогали избежать дипломатического скандала. Но опыт подсказывает, что лучше бить чемоданом. Сегодня я собираю информацию про принца оборотней и проверяю его на склонность к изменам. Потом предоставляю полный отчет о короле эльфов. Чуть позже проверяю стрессоустойчивость разъяренного дракона. У официальной королевской «развратницы» очень «потный» график. Меня даже посвящали в рыцари и обещали оплатить торжественные похороны.
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.