Бродячий цирк - [34]

— Климат, — коротко сообщает Джагит, — Подыскать бы чего посуше.

— Африка? В Африке мы ещё не были, — лицо Анны озаряется изнутри этой идеей, словно золотистым закатом саванн. — Да и Боре было бы неплохо посмотреть на родину. Может, немного загорит.

— Африка, — фыркает Марина. — До границы бы доехать.

— У меня в Праге есть подруга, — говорит Костя. Неплохо было бы её посетить. Четыре года уже не виделись, с того времени, как, — помнишь, капитан? — Мы тогда ещё торговали книжками и возили контрабандой этого маленького цыганского барона.

Аксель замахал на них руками.

— Не шумите! Может быть, пан Жернович проспит до ночи и нам не придётся с ним прощаться. Ведь я обещал ему погостить до послезавтра! А если никто ни с кем не простился, это значит, никто никуда не уехал, верно?

Капитан направил свою поступь (ходит он, на самом деле, так, как будто землю под ногами вот-вот начнёт мотылять, словно бутылку, зажатую в кулаке подводного течения) к автобусу, и я бросился следом.

— Капитан.

Мне начало казаться, что он специально затыкает от меня уши лаем Мышика и собственным командным голосом, точь-в-точь старый флибустьер, что предпочитает не замечать ворчания команды; и это странным образом подслащивает мою горечь. У меня никогда не было взрослых, которые могли бы на меня вот так обидеться.

Наконец мне удалось добиться его внимания, и я выпалил, уткнув глаза землю:

— Мы не хотели красть ту бутылку. Я собирался заплатить, но у меня немного не хватило, а потом вдруг этот Элвис, наверное, подумал, что у меня совсем нет денег, и король, и…

— При чём тут бутылка? Скажи на милость, о чём ты тут талдычишь?

— Об Элвисе…

Аксель расхохотался. Вспрыгнул на подножку повозки, выудил из одной из «гардеробных» коробок крашеный золотой краской высокий парик.

— Вы улепётывали так, что пятки сверкали.

— Так это был ты!..

— Я просто хотел поздороваться! Одна радость: значит, я действительно отлично загримировался.

Аксель порылся в кармане и гордо вытащил большую чёрную трубку.

— Это называется сотовый телефон. Модная штучка. Костя позвонил мне от одной из своих подруг, поплакался, что ты от него сбежал, и попросил тебя разыскать. Анна нашла тебя раньше. А те ребята… сейчас-то ещё всё мирно, но в будущем — для такого, как я, если хочешь знать, заглянуть в будущее, что Косте проинспектировать чью-нибудь юбку, — мы с ними довольно крепко поцапаемся. Так что всё одно, мне с ними лучше не встречаться.

Но встретиться пришлось.

Мы сильно затянули со сборами. Почему-то у людей (здесь я могу вам рассказать только о своих попутчиках, потому что больше ни с кем не путешествовал; однако подозреваю, что большой разницы нет), умеющих намотать на ладонь в качестве поводьев пучок дорог, вещи всегда расползаются, словно котята из коробки. Тем более что их, этих вещей, мерено-немерено.

Темнело. Мы почти уже были готовы двинуться в путь, когда за столиком у пана Жерновича вдруг возникли гости. Я узнал их сразу и попытался ретироваться.

Их трое. Король, которого только сегодня мы с Акселем видели меряющим шагами площадь. Без белого масляного грима, без позолоты его лицо похудело, хотя и не утратило аристократических черт. Впалые щёки, нос с горбинкой, аккуратные, будто газонная травка, баки и буйные кудри — всё это можно увидеть в неспешных английских сериалах про жизнь лордов, где такие вот люди играют в гольф, а в перерывах плетут интриги. Одет, правда, не по-королевски: линялые джинсы и синий дождевик с капюшоном. В его спутнице, потрясающе некрасивой женщине с мясистым, обветренным лицом, я узнал французскую воительницу. Плечи у неё и впрямь казались плечами воина, распирали блузку, будто уродливые наросты на стволе дерева; шея походила на перезрелый кабачок, рот то и дело стремился к недовольному и воинственному выражению. Третьим был не кто иной, как человек из машины, страж, которого мы ошибочно приняли за труп. Король очень органично смотрелся рядом с этими двумя — будто в компании старой няни и уродца-охранника, малой свиты, вышел прогуляться по улицам своих владений. Дочь хозяина, не проникшаяся, видно, торжественностью момента, сонно выставляла на стол салаты, и их, швыряя выцветшие руки в родимых пятнах и рытвинках-оспинках, подгребал к себе бродяга. Половина лица его по-прежнему отливала синевой, будто бок гнилого фрукта.

— Сегодня представлений не будет! — пропела Анна, ведя под уздцы одного из наших здоровяков-тяжеловозов. Тяжеловоз ступал следом степенно, покачивая лощёными боками, отгоняя одним лишь движением мышц назойливых мух, и на каждый его шаг приходилось полтора шажка дрессировщицы.

— Мы не за представлениями, — робко сказал король. Я, ожидавший услышать что-то, что стиснет всю эту игрушечную площадь с игрушечными вагончиками и крошечными стульями между двух ладоней и встряхнёт так, что птицы будут шлёпаться прямо в фонтан, а мы улетим в небо, подумал сперва, что то говорит пухлая дочка пана Жерновича или на худой конец няня-Д'Арк. — Нам нужен пан Аксель.

— А, так вы знаете Капитана! — обрадовалась Анна. Она их не узнала. Похоже, события той ночи полностью вымылись из её головы. — Вам повезло, сегодня же мы уезжаем.