Бродячие мертвецы - [10]
— Чего это у него ему потребовалось?!
— Кому? — спросил репортер.
— Да Кондратию.
— Разве это он?
— А то, кто же?
— Вы не ошиблись?
— Ну, вот еще. Я кондратиеву личность за полверсты установлю. А это темное дело с ним моментально выясню, — решительно сказал милиционер и направился в сторону скрывшейся фигуры. Холмин, не обращая внимания на лужи, поспешно прыгнул за ним и ухватил его за рукав.
— Погодите. Выяснять будем потом.
Тюха-Митюха остановился.
— Слушаюсь. Потом, так потом. Но зачем он к старцу ходил? Этого я недопонимаю.
— Может быть, ваш Кондратии из староверов? — предположил Холмин.
— Какое. Член союза безбожников. С верующими скоко разов лаялся, — возразил милиционер.
В квадрате двери вырос силуэт второй человеческой фигуры. Она была ниже, но шире, чем первая.
— А это кто? — спросил репортер.
— По обличью видать, что сам старец — ответил Тюха-Митюха.
— Семья у него есть?
— Нету. Он бессемейный…
Постояв на пороге несколько секунд, человеческий силуэт отодвинулся вглубь комнаты. Дверь закрылась и все вокруг нее на улице снова окутал ночной мрак.
— Мы так сделаем, Дмитрий Лукич, — обратился Холмин к милиционеру после короткого раздумья, — теперь дорога к старцу мне известна. Я отправлюсь к нему, а вы…
— Разве я не с вами? — перебил его вопросом Тюха-Митюха.
— Нет. Вы подождете меня здесь, где-нибудь в подворотне. Я хочу поговорить со старцем наедине. Часы у вас есть?
— А как же. Часишки у меня мировые. Мозеровские. От одного ликвидированного кулака достались, — похвастался милиционер.
— А вам хозяина часов не жаль? — спросил Холмин.
— Чего же кулака-то жалеть? — удивился Тюха-Митюха.
— Человек все-таки.
— На всех раскулаченных жалости не хватит.
— Пожалуй, верно. Так вот, Дмитрий Лукич, если я через полчаса не вернусь, бегите к Дохватову и, вместе с ним, сделайте у старца обыск.
— Опасаетесь покушения, товарищ нач… извиняюсь, товарищ Холмин?
— Не покушения, но… всяко бывает.
— Староверы у нас мирные. Они ни на кого не покусятся.
— Посмотрим…
Расставшись с участковым милиционером, репортер кое-как, через лужи, добрался до крыльца дома старца, взошел по четырем покосившимся деревянным ступенькам и постучал в дверь. За нею послышались быстрые шаркающие шаги и раздался вопрос, заданный густым рокочущим басом:
— Кто там?
— Откройте, пожалуйста. Человек из города. По делу, — ответил на вопрос Холмин.
За дверью загремел железный засов и она открылась.
— Входите. Даст Бог, гостем будете, — произнес встретивший Холмина человек, пропуская его в сени и стараясь ласковыми словами и приветливой интонацией смягчить свой грубый бас.
От стука железного засова закрывшейся двери Холмин ощутил на мгновение неприятное чувство попавшего в ловушку, но хозяин дома так приветливо поклонился ему и так ласково заговорил с ним, что чувство это улеглось.
— Сюда пройдите. В мою клетушку-комнатушку, — сказал хозяин, открывая дверь, ведущую вглубь дома. — Тут у меня тепленько, печечка топится, вы, видать, озябли. И обогреетесь, и побеседовать сможем.
Холмин вошел и огляделся. Перед ним было то, что можно увидеть в любой крестьянской хате Северного Кавказа: глинобитные, беленые известкой стены, глиняный пол, два узких окошка на улицу, стол, грубо сколоченный из потемневших от времени досок и такой же топчан вместо кровати, с соломенным матрасом на нем, да две длинные деревянные лавки: одна у стола, другая вдоль стены. В одном из углов висело несколько икон, с горящей перед ними лампадой, другой занимала двухярусная полка со старинными, — если судить по их корешкам, — книгами.
По размерам маленькая и тесная комната действительно походила на клетушку; в таких крестьянских хатах живут обычно одинокие бобыли. Холмина, однако, удивило здесь то, что в подобных жилищах одиноких людей встречается довольно редко: почти образцовая чистота. Заметив и поняв его удивленный взгляд, хозяин сказал:
— Чистенько тут у меня. Это наши сестры, мои дочери духовные, стараются. Помогают мне клетушку эту в порядке содержать. Ну и питают меня по бедности моей. Взаимно у нас. Я им — пищу духовную, а они мне, как бы, мирскую, — и он хохотнул басисто, но приятно.
Назвать его старцем можно было лишь с очень большой натяжкой. Перед Холминым стоял человек не старше сорока пяти лет, приземистый, широкоплечий, но стройный. По его полному, румяному лицу, с небольшими усами и русой, кудреватой бородкой, разливалась ласково-медовая улыбка; ласковость была и в серых с прищуром глазах — они не просто смотрели на человека, а как бы осторожно трогали, мягко ощупывали и поглаживали его. Одет был староверческий начетчик чисто и не по-древенски богато в белую шелковую рубаху, бархатную жилетку поверх нее, штаны тонкого сукна и добротные хромовые сапоги. С его чистой и ласковой внешностью как-то не вязались только руки, — красные, волосатые, с широкими ладонями и толстыми узловатыми пальцами — да голос, слишком густой и басистый.
«Тебе бы лирическим тенором петь, — подумал Холмин, слушая старца. — А говор у тебя никак не сибирский. Скорее, пожалуй, ярославский»
— Что же нам стоять так? В ногах правды нет. Сядем рядком да потолкуем ладком, — говорил, между тем, хозяин, указывая гостю на лавку у стола.
Роман рассказывает о необыкновенных событиях, произошедших в одном из городов Северного Кавказа во времена ежовской чистки.Книга выпущена в 1956 г. на русском языке в эмигрантском издательстве «Наша страна» в Буэнос-Айресе.
Я один из бывших счастливейших граждан Советскою Союза.В самые страшные годы большевизма я сидел в самых страшных тюремных камерах и выбрался оттуда сохранив голову на плечах и не лишившись разума. Меня заставили пройти весь кошмарный путь "большого конвейера" пыток НКВД от кабинета следователя до камеры смертников, но от пули в затылок мне удалось увернуться. Ну, разве я не счастливец?Книга выпущена в 1957 г. на русском языке в эмигрантском издательстве "Сеятель" в Буэнос-Айресе..
Эрин мечтала о медовом месяце на Бора-Бора. Но вместо райского отдыха им с мужем Марком пришлось стать участниками смертельно опасного приключения. И все из-за сумки, которая зацепилась за их лодку… Сумки, в которой оказались пачки денег, бриллианты, пистолет и телефон с флешкой. Пара решает оставить находку себе. Эрин возвращается к съемкам документального фильма о трех заключенных, с которыми она планирует провести интервью. Но одна из них исчезает, едва выйдя на свободу. Тогда же Эрин обнаруживает на телефоне голосовое сообщение — неизвестный просит вернуть флешку в обмен на два миллиона евро.
В книге рассказывается о том, как работники следственных органов с помощью милиции расследуют сложные дела об убийствах, хищениях и других правонарушениях.
Основные события романа разворачиваются в начале ХХ века в Америке. Лишенный материнской ласки, Мартин рос в атмосфере жестокости и страха перед отцом. Обретя свободу, семнадцатилетний юноша стремится получить все и сразу, совершая во имя этого самые отчаянные поступки.
Жители городка Охо-Пуэртос оказываются заложниками боевиков ультраправой организации «Американцы за Америку». Но это лишь первый этап операции экстремистов по переустройству мира… Тема остросюжетного психологического детектива Эда Макбейна — общество во власти страха, порожденного расизмом. Обвиненный в убийстве чернокожий парень, мечется по Нью-Йорку в поисках убежища…
Шершень — лучший кикбоксер России. У него нет соперников. Зато врагов хоть отбавляй. Бандиты похитили его брата и требуют выкуп. Организаторы подпольных гладиаторских боев поставили на его противника крупную сумму и проиграли. Он должен и тем, и другим — иначе смерть. Но он не может отдать им деньги, потому что их просто нет.
В сборник известного американского писателя Бретта Холлидея вошли романы, необычайная популярность которых объясняется обаятельным образом главного героя «грозы преступного мира», — частного детектива Майкла Шейна. Для романов Бретта Холлидея характерны реалистичность изображения быта и психологии персонажей, романтическая заостренность событий и характеров, увлекательность интеллектуальной игры, которая поражает своим остроумием, парадоксальностью и неожиданностью.