Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние - [20]
Если обратиться к «Запискам» самой Е.Р. Дашковой, то окажется, что она «начала агитацию» в пользу Екатерины Алексеевны в кругу офицеров – друзей своего супруга еще в апреле 1762 года. «… Я, не теряя времени, старалась утвердить в надлежащих принципах друзей моего мужа, капитанов Преображенского полка Пассека и Бредихина, – писала Дашкова, – братьев Рославлевых, майора и капитана Измайловского полка, и других. Я виделась с ними довольно редко, и то случайно, до апреля месяца, когда я нашла нужным узнать настроение войск и петербургского общества»147. Судя по всему, юная приятельница императрицы действительно что-то знала о готовящемся заговоре, но вряд ли она могла открыто агитировать офицеров, призывая их к решительным действиям, направленных против императора, не опасаясь преследований с его стороны.
Заметим, что современники и историки неоднозначно оценивали роль Дашковой в подготовке дворцового переворота, но большинство склонялось к выводу о чрезмерно преувеличенной, или даже вымышленной ее роли в указанных событиях148. М.М. Сафонов, признавая, что роль княгини в перевороте до сегодняшнего дня так и не определена, обращался к первым описаниям событий в письме Дашковой к русскому послу в Варшаве – Герману Карлу Кейзерлингу, что называется, «по горячим следам». Из анализа указанного документа становилось очевидным, что княгиня лишь подала мысль о необходимости спасения Екатерины Алексеевны в Измайловском полку после ареста одного из заговорщиков – капитана Преображенского полка П.Б. Пассека. «Все, что произошло после, явилось лишь следствием ее инициативы», – подчеркивал историк. Братья Орловы отнюдь не исполняли приказания Е.Р. Дашковой провозгласить императрицу самодержицей, потому что «такого распоряжения из уст княгини и не исходило вовсе. Это была их личная инициатива … Орловы действовали на свой страх и риск и добились всего, чего хотели»149.
Между тем, реальные заговорщики проделали, как полагала Екатерина Алексеевна, большую работу: «умы гвардейцев были подготовлены»; в тайну было посвящено от 30 до 40 офицеров и около 10 тыс. солдат. При этом, с гордостью констатировала будущая императрица, «не нашлось ни одного предателя в течение трех недель». План заговорщиков предусматривал арест императора «в его комнате», заключение под стражу, последующее его отречение от престола и провозглашение Екатерины российской императрицей. Примечательно, что лишь один из заговорщиков – Никита Панин высказал пожелание, чтобы отречение императора состоялось в пользу сына Петра III – цесаревича Павла, однако на это будто бы «ни за что не хотели согласиться» братья Орловы. Нам представляется, что вряд ли братья высказали по этому поводу собственные пожелания, не принимая во внимание мнения самой Екатерины.
Поначалу предполагалось произвести дворцовый переворот во время отъезда Петра III в Померанию, где русские войска собирались для военных действий против Дании. Однако план пришлось срочно менять из-за того, что император отменил поездку. Он неожиданно покинул Петербург и отправился в свою летнюю резиденцию Ораниенбаум. В результате, как полагал современный исследователь А.В. Шишов, «выступление против императора перемещалось из стен его дворца в гвардейские казармы и на улицы Санкт-Петербурга. То есть, «келейно» осуществить заговор было в те дни невозможно», констатировал историк 150.
События переворота, которые подробно описала великая княгиня, не обошел своим вниманием и британский посланник. Екатерина находилась в Петергофе, тогда как Петр III, по ее словам, «жил и пьянствовал в Ораниенбауме». 28 июня в 6 часов утра (Кейт утверждал, что в четвертом часу – Т.Л.) в спальню Екатерины вбежал Алексей Орлов со словами: «Пора вам вставать; все готово для того, чтобы вас провозгласить»151. Как писал Кейт, императрица поспешила одеться, вышла из дворца через черный ход и в сопровождении Орлова «без всякой прислуги», пустилась в путь. Спустя два часа они въехали в Петербург и отправились в казармы Измайловского полка, который был уже под ружьем под командованием гетмана Разумовского. Оттуда Ее Величество проехала к Семеновскому и Преображенскому полкам и в их сопровождении направилась к дворцу152.
Как утверждала сама Екатерина, когда она прибыла в Измайловский полк, там находилось всего 12 человек и один барабанщик, который забил тревогу. Тут же, продолжала Екатерина, «сбегаются солдаты, обнимают меня, целуют мне ноги, руки, платье, называют меня своей спасительницей». Затем привели священника с крестом, и все начали приносить присягу (Кейт подтверждал, что все полки присягнули «без малейшей нерешительности», исключая некоторых офицеров собственного полка императора – кирасиров)153. После присяги все отправились в Семеновский полк, который приветствовал Екатерину криками «Виват!». Вместе с полками она направилась в Казанский собор, где ее встречал Преображенский полк с извинениями за то, что «явились последними», поскольку часть офицеров задержала солдат, требуя оставаться верными императору Петру Федоровичу. К преображенцам вскоре присоединилась конная гвардия, пребывавшая, по словам императрицы, «в диком восторге». «Я никогда не видела ничего подобного, – признавалась Екатерина, – плакала, кричала об освобождении Отечества». Затем она отправляется в Зимний дворец, где Синод и Сенат уже были в сборе. «Наскоро» составили манифест и присягу. Екатерина спускается к войскам, которых, по ее оценкам, было более 14 тыс. человек гвардии и полевых полков. «Едва увидали меня, – не могла сдержать восторга Екатерина, – как поднялись радостные крики, которые повторялись бесчисленной толпой»
