Бриллиантовый шепот - [26]

Наконец Лизе повезло: ее взяли в ресторан посудомойкой. Платили гроши, но хозяин разрешал брать немного из оставшейся еды. Дочке хватало, оставалось и для старушки – соседки, смотревшей за ней. Маша подрастала. Лиза жила как автомат, равнодушно приняв смену своего статуса гувернантки на посудомойку. Она ходила на работу, играла с дочерью, разговаривала с соседкой, с хозяином, но в душе оставалась лишь горечь. Тоска заняла место надежды. Лиза оставалась интересной женщиной, за ней пытались ухаживать, но молодая женщина смотрела пустыми глазами, вежливо улыбалась и говорила, что торопится домой, к мужу и дочери. К дочери она торопилась всегда, муж постоянно был рядом с ней. Она чувствовала его присутствие, слышала его голос:

– Я успею!

– Нет, ты не успел. Ты был прав, беда пришла, но ошибся в одном: она пришла слишком быстро.

Так прошло четыре года, словно выпавшие из жизни.

Глава 18

– Товарищ подполковник! Командир полка вызывает! – сержант осторожно тряс Григория за плечо.

Бельский сел, потер лицо руками, ощупал отросшую щетину, матюгнулся, велел приготовить умыться и бритвенный прибор.

– Никак нет, – возразил сержант, служивший под началом Бельского еще на Дальнем Востоке и поэтому позволявший себе иногда некоторую фамильярность, – полковник велел явиться срочно. Должны прибыть оттуда…

Толстый палец сержанта уперся в потолок.

«Господь, что ли, явиться полковнику для детального обсуждения предстоящего наступления?» – усмехнулся про себя подполковник, а вслух произнес:

– Тем более. Куда я с такой небритой физиономией да перед светлые очи? Давай быстрее.

Через двадцать минут он уже входил к командиру полка. Большого начальства еще не было, и офицеры тепло поздоровались. Полковник и его начальник штаба давно воевали вместе и ценили друг друга. Командир полка был уверен в своем начальнике штаба, знал, что тот никогда не будет подсиживать, писать доносы, что случалось в армии нередко. На войне не было безгрешных, и вопрос был лишь в том, раздуть или нет из проступка преступление. В свою очередь, Бельский был уверен, что полковник, в случае неудачи, не сделает из него «крайнего».

Подъехало начальство, и совещание началось. Дивизия, в которую входил их полк, воевала в Прибалтике. Готовилось наступление на Ригу, обсуждались детали предстоящей операции. У начальника штаба полка высокие чины, прибывшие с инспекцией, никакого пиетета не вызывали и вообще ничего не вызывали, кроме раздражения. Все уже было решено, спланировано и обговорено не раз, но, конечно, упрятав подальше свои чувства, Бельский спокойно и аргументировано докладывал и отвечал на вопросы. Закончив отвечать, он сел на свое место и попытался сосредоточиться на происходящем, но, помимо его воли, мысли потекли в другом направлении. Рига вызывала в нем давно, казалось, ушедшее в прошлое чувство тоски по родным. Перед войной, после ввода войск в Прибалтику, у него даже мелькнула мысль взять отпуск и съездить в Ригу, попытаться узнать, что сталось с отцом и сестрой. Но отпуск ему не дали, потом началась война, и все планы рухнули. Бельский не страдал сентиментальностью, свой единственный поступок, связанный с воспоминаниями детства, – визит в родной дом перед отъездом на Дальний Восток, вспоминал с отвращением. Но человек не может быть один на свете. Он инстинктивно хочет, чтобы кто-нибудь любил его, волновался и переживал, радовался его возвращению домой. Семьи у Григория не было. Где-то далеко в прошлом остались жена, давно, впрочем, разошедшаяся с ним и оттяпавшая себе комнату в московской коммуналке. Он не жалел об этом. Бывшая супруга, на которой он случайно женился, была так же противна ему, как и коммунальная квартира, в которой он случайно поселился. В прошлом остался даже и страх разоблачения.

Симпатичная связистка скрашивала его одиночество, сержант следил за немудреным хозяйством. Григорий считал, что на большее ему, вечному кочевнику по гарнизонам, надеяться не следует. Разумеется, большинство его сослуживцев были женаты, но он видел какую жизнь ведут жены военных и не считал себя вправе обрекать женщину на такую судьбу. Лишь очень преданная жена смогла бы выдержать постоянные переезды, неустроенный быт, сплетни и мелкие интриги замкнутого мирка, но Бельский такую женщину в своей жизни не встретил. Семья, дети, представлялись ему вроде как чем-то нужным и важным для общества, но лично для него слишком хлопотным и обременительным. «Ничего лишнего» – вдруг всплыл в памяти полузабытый афоризм из гимназического курса не то латыни, не то греческого.

– Ну что за ерунда лезет в голову! – неожиданно разозлился сам на себя Григорий и вновь попытался следить за ходом совещания. Наконец все закончилось, и подполковник направился к себе, машинально отвечая по дороге на приветствия сослуживцев. Он знал многих, с некоторыми служил еще на Дальнем Востоке. Их дивизию перебросили под Москву в страшном 41-ом. Мало осталось тех, с кем он начинал воевать, состав дивизии несколько раз менялся, но сам он уцелел, даже без единой царапины. Это было чудом. Бельский не был трусом, но не терпел показного героизма. Он берег себя и своих людей, планируя операции, проявлял разумную осторожность, и, может быть, поэтому не поднялся выше штаба полка.