Бриллиант для короля - [16]

— Сделаю то, что возможно в данных обстоятельствах: возьму к себе бедное дитя, если вам удастся ее освободить.

— Благодарю вас, это и в самом деле немало. Но я просил бы вас еще об одном одолжении. Я знаю, что вы не присутствовали при кончине Ее величества, но, возможно, вы могли бы узнать, не произошло ли какого-либо события незадолго до ее смерти или в самую минуту кончины... Какая-то мелочь, деталь могла бы объяснить нам то состояние волнения, в каком находилась мадам де Сен-Форжа. Почему она так настоятельно просила об аудиенции, которая ее погубила? Любая подробность будет для нас драгоценна.

Маркиза опустилась в глубокое кресло, обитое парчой жемчужного цвета, и погрузилась в размышления.

— Кто знает, может быть... Когда пришла моя очередь читать молитвы у гроба усопшей, я отметила что-то непривычное в поведении мадам де Креки... Ее горе было неподдельно, раздражение театральной скорбью короля тоже, но было и еще что-то... Я непременно с ней поговорю...

— Заранее вам благодарен.

Внезапно маркиза рассмеялась с той самой искренней веселостью, что так к ней располагала.

— Мы живем в причудливые времена, согласитесь! Сейчас мы сидим с вами как два сообщника, ища возможности спасти молодую женщину, которая и вам и мне, по сути, никто. А совсем недавно вы обвиняли меня в самых страшных преступлениях! Странно, не правда ли?

— Ничего странного, я всегда стоял на страже справедливости и в любых обстоятельствах стараюсь докопаться до истины. Я очень рад, что встретился с вами именно на этом пути.

— Ну так будем продолжать наш путь! Мне нечего больше добавить. Скажу только, что вы можете рассчитывать на мою помощь... Даже теперь, когда у меня осталось совсем немного возможностей, — прошептала она и отвернулась.

На обратной дороге в Париж де ла Рейни размышлял о маркизе. Эта женщина была способна пробуждать к себе как любовь, так и ненависть, но лично он предпочитал вспышки горделивого гнева знатной дамы слащавой угодливости бывшей гувернантки. И еще он подумал, что если де Лувуа отвернулся от мадам де Монтеспан и обхаживает сейчас гувернантку, то это не делает ему чести.

Де ла Рейни приехал в Париж слишком поздно, поэтому не отправился по своему обыкновению в Шатле, а сразу поехал домой, спать, как обычно поступали его усталые помощники. Наступало воскресенье, и он решил как следует выспаться в мягкой удобной постели, которая зачастую пустовала, довольствуясь кратковременными визитами своего хозяина.

Солнышко едва показалось над городом, и де ла Рейни спал младенческим сном, когда вдруг мощная рука вытащила его из рая сладких сновидений. Бормоча проклятия, он сел на кровати и, с трудом разлепив тяжелые веки, увидел перед собой Альбана.

— Какого дьявола ты будишь меня ни свет ни заря? Горим мы, что ли?

— Никак нет, месье, не горим, но у нас труп.

— Эка невидаль! Да они у нас каждый день. Прикажи отнести его в мертвецкую, потом с ним разберемся.

— Напротив, я предпочел оставить его там, где он лежит, и запретил до вашего прихода прикасаться к нему кому бы то ни было! Мне позвать слугу или вам хватит для одевания моей скромной помощи?

— Не делай из мухи слона! Объясни, чей это труп.

— Второго хирурга покойной королевы, господина Жерве. Покончил с собой.

— Что ты сказал?!

Не дожидаясь ответа, де ла Рейни соскочил с кровати, побежал бегом к тазу с холодной водой, чтобы смыть с себя остатки сна. На бритье он не стал тратить времени, а быстренько оделся в ту одежду, которую подал ему Альбан. Не прошло и пяти минут, как он вместе с Делаландом уже сидел в карете, распорядившись отвезти их на улицу Одриет, где обитал Луи Жерве, когда не находился в Версале.

Возле дома уже толпились зеваки, и полицейским пришлось поработать локтями, чтобы пробраться к воротам красивого городского особнячка с двором перед фасадом и садиком вокруг. У ворот стояли стражники, не пуская внутрь любопытствующих.

Перед закрытой дверью кабинета сидела в слезах хозяйка дома, а две служанки, как могли, пытались успокоить ее. Де ла Рейни почтительно поздоровался с вдовой и, пообещав непременно зайти к ней через некоторое время, вошел в кабинет, ключ от которого Альбан предусмотрительно увез с собой, отправившись за своим начальником. Он хотел быть уверенным, что ни одна вещь не будет стронута с места...

Кабинет был рабочим, в шкафу на полках — трактаты по медицине, бережно разложенные по коробкам из красного дерева блестящие инструменты. Покойник лежал грудью на письменном столе, подогнув под себя одну руку, вторая свисала почти до пола, пальцы ее разогнулись и выпустили пистолет. Пуля пробила правый висок, из него вытекла струйка алой крови.

— Взгляните, — вздохнул Альбан, — он начал писать записку, но не закончил ее, написав только, что не в состоянии утешиться. Что именно сделало его безутешным — неизвестно, но, очевидно, это смерть королевы. Вы, я думаю, знаете, что Жерве делал ей кровопускания.

Альбан наклонился, намереваясь поднять пистолет, но де ла Рейни остановил его:

— Погоди минутку! Ты прекрасно сделал, что распорядился ничего здесь не трогать, сейчас я сам все внимательно осмотрю.